Берг с удивлением увидел живого Хоснера, но воздержался от комментариев.
– Думаю, что всего понемногу. – Он, конечно, не мог не заметить, что Хоснер вернулся без рубашки и босиком, с залитым кровью лицом. – Где, черт возьми, тебя носило?
– Ниже по склону.
Хоснер встал на вершину и вгляделся в периметр обороны:
– Брин погиб. Снайперская пуля.
– Понятно.
Берг раскурил трубку, которая уже немалое время попусту торчала у него изо рта.
– Большие потери. Боюсь, с аванпостами покончено.
– Мне тоже так кажется, – ответил Хоснер.
В этот момент к командному пункту с западной стороны склона приблизились две девушки. Каждая держала на плечах несколько автоматов. Одной из них оказалась Эсфирь Аронсон. Она и заговорила первой:
– Там для них все кончено. А у нас без потерь. Впрочем один человек пропал.
– Ты прекрасно справилась с заданием, – похвалил девушку Берг.
– Мне кажется, эти автоматы могли бы принести больше пользы на восточном склоне, – продолжала она.
– Наверное, – согласился Берг. – Так кто пропал?
– Мириам Бернштейн. Ее ищут.
Хоснер внешне никак не прореагировал на известие.
Девушки поспешили обратно в темноту.
Хоснер протянул руку:
– Дай-ка мне разок затянуться твоим чертовым зельем.
Берг передал ему трубку:
– Это было чудо?
– Не дотягивает, – ответил Хоснер. Руки его дрожали.
– Почему же?
– Потому что я не слышал гласа Господня.
– Ты должен слышать его? Только ты один достоин этого?
– Именно так.
Берг рассмеялся. Хоснер отдал трубку:
– Как Добкин?
Берг пожал плечами:
– Если он жив, это точно будет чудом.
– Да уж. Послушай, я собираюсь туда, на западный склон.
– Незачем. Там все уже закончилось.
– Не указывай мне, как командовать боем, Берг.
Хоснер спрыгнул с возвышения и быстрым шагом отправился на запад.
Берг проводил его долгим взглядом.
* * *
Ибрагим Ариф продолжал говорить в микрофон. Он постарался так изменить голос, чтобы тот перекрыл низкие, тяжелые звуки боя и в то же время звучал насмешливо:
– Отправляйтесь домой, детишки. Вас уже достаточно отшлепали. Бегите домой и спрячьте свои рожицы! Салем Хаммади! Ты меня слышишь? Иди домой и ложись в постельку со своим дружком! Кто он на этой неделе? Али? Абдель? Салман? Или же это Абдулла? Мухаммед Ассад говорил вроде, что на этой неделе ты занимаешься любовью с Абдуллой!
Ариф продолжал в том же духе, отпуская шпильки в той протяжной, завывающей манере, которая так характерна для арабской речи. Он говорил и говорил, а его сердце тяжело стучало в груди, и рот, уже и так пересохший от недостатка воды, превратился в пыльную пустыню, полную песка. От жестокого, беспощадного ножа Риша его отделяла всего лишь горсточка евреев, у которых кончались боеприпасы. И даже если неведомой и непостижимой милостью Аллаха Ариф сможет выбраться из этого ада живым и невредимым, всю его жизнь над ним будет висеть угроза страшной, кровавой мести со стороны людей, которых он когда-то называл братьями и сестрами. Но это будет только завтра. А сегодняшняя задача – удержаться в стороне от ножа Риша и выполнить приказания Якова Хоснера.
– Или сегодня ты проведешь ночь с верблюдом или ослом, Салем? А может, это будет твой хозяин и господин, Ахмед Риш?
Молодые арабы, оскорбленные и растерянные, что-то кричали в ответ. Двое поднялись, пытаясь добраться до вершины, и тут же простились с жизнью. А некоторые жали на спусковые крючки автоматов подобно тому, как человек в минуту бессильной ярости сжимает кулаки. Стволы «Калашниковых» перегревались и раскалялись…
Ахмед Риш притаился в лощине рядом со своим радистом. Салем Хаммади сидел неподалеку, всего в нескольких метрах от него. В темноте казалось, что он плачет или молится, а может, просто что-то бормочет про себя. Риш окликнул его:
– Вставай! Нужно сделать последнее усилие! У них скорее всего мало патронов. Луна еще не взошла. Последнее усилие! Пойдем! Мы должны быть впереди!
Хаммади поднялся и пошел вперед рядом с Ришем. Большинство остальных ашбалов покорно последовали за ними.
Бутылки с зажигательной смесью дождем сыпались на неуверенно атакующих людей, а град пуль рвал их ряды. Земляные оползни выбивали почву из-под ног идущих и засыпали грязью ползущих.
В конце концов из-за их спин громко и ясно прозвучал призыв к отступлению:
– Назад! Назад! Все кончено! Уходите обратно!
Абдель Джабари сидел возле домика пастуха и командным голосом вещал в микрофон:
– Возвращайтесь обратно! Все уже закончилось! Идите домой!
Его приказ усиливал чудесным образом уцелевший громкоговоритель, установленный на втором посту.
– Назад! Назад!
Именно этот звук и привел в чувство Дебору Гидеон. Она стряхнула с лица комья глины и посмотрела на небо. Невероятно прекрасный сонм ослепительных бело-голубых звезд сиял прямо над ее головой. Рядом раздались шаги – кто-то спускался вниз с холма. Силуэт заслонил от нее звезды, и девушка закрыла глаза.
– Возвращайтесь! – кричал Джабари.
И хотя теперь арабы уже понимали, что это всего лишь еще один обман, они не спешили демонстрировать сообразительность и охотно разворачивались в противоположном направлении, как того требовал командный голос. Но другой голос, столь же сильный и властный, голос Ахмеда Риша (или же это еще один обман?) приказывал наступать. Этот голос надрывался в темноте, едва не выводя из строя полевые громкоговорители:
– Вперед! Атакуем! За мной!
И тут же в противовес ему:
– Возвращайтесь обратно!
Без сомнения, спускаться с холма гораздо легче, чем подниматься вверх, и совсем не так опасно. Казалось, что израильский огонь стих, словно враг выжидал, как пойдет дело. Значение этого молчаливого послания хорошо понимали все, кто тянулся вверх по склону. Израильтяне как бы говорили. Вы больше не заперты на холме. Выход свободен. Уходите!
* * *
Почти в центре восточной оборонительной линии и в двадцати метрах за ней Питер Кан и Давид Беккер стояли возле большой бутыли с азотом. К ее горлышку они прикрепили раздвижную стойку от носового шасси. На стойке балансировало сиденье из салона «конкорда». На сиденье водрузили шину. По сигналу Кана Беккер поднес зажженную спичку к пропитанным керосином сиденью и шине. Огонь охватил их, и Кан открыл предохранительный клапан. Азот выстрелил в полую стойку и вытолкнул складную секцию в воздух. Сиденье вместе с колесом взмыло вверх и повисло над укреплениями, словно огненный знак из книги пророка Иезекииля. Конструкция упала на склон и вновь отскочила в воздух, разбрасывая горящие обломки. Вращающееся огненное колесо устремилось вниз, не щадя рядов арабских боевиков.