Басаргин правеж - читать онлайн книгу. Автор: Александр Прозоров cтр.№ 13

– Иоанн желает найти своего брата, – первым делом сказал подьячий, входя в дом и расстегивая пояс. – Причем найти живым и здоровым. Броню под одеждой можно больше не носить. Наших ртов никто затыкать не станет.

– Тебе лучше снять ее прямо сейчас, – поднял голову Софоний, отвлекаясь от просмотра желтого пергаментного свитка.

– Да? – кинул зипун на лавку боярин. – Отчего же? Мне обещали особую защиту?

– Еще какую, – подмигнул ему Илья.

– Сними кольчугу и поднимись чуть выше, – посоветовал Тимофей Заболоцкий, указав глазами на потолок.

Таинственность друзей имела обратный результат. Окинув их быстрым взглядом, боярин Леонтьев подхватил пояс с оружием – так что ножны сабли оказались в левом кулаке, а ее рукоять удобно ложилась в правую, – быстро и бесшумно поднялся по ступеням, осторожно толкнул дверь в свои покои и оказался за спиной женщины, надевающей бархатное платье. Точнее – успевшей раздеться и только поднявшей перед собой юбку, примеряясь к поясным завязкам.

– Мирослава?! – не поверил своим глазам боярин.

– Басарга! – Княжна, бросив одежду, кинулась к нему, попыталась обнять, но тут же вскрикнула и отскочила: – Ой, ты весь царапаешься!

– Сейчас, сейчас… – Боярин отбросил пояс с оружием, стал расстегивать крючки бриганты, усыпанной снаружи золочеными клепками, кое-как стащил жесткое одеяние через голову, взялся за поддоспешник.

Женщина немного подождала, потом рассмеялась и отступила:

– Не спеши. У нас будет еще много времени. Мне по-прежнему никуда не спастись из твоих объятий.

– А разве ты этого хочешь? – Басарга наконец-то избавился и от поддоспешника, оставшись в одной рубашке… Не считая, конечно же, меховых штанов, подштанников, сапог, портянок… В общем – еще на несколько минут раздевания.

– Конечно, нет. – Женщина подошла, закинула руки ему за шею и крепко поцеловала. – Я готова оставаться в твоих руках всю оставшуюся жизнь и держать тебя за ладонь после смерти. Но оставаться одной так тоскливо… Ты уезжаешь, и становится темно и пусто. Не с кем не перемолвиться, никаких вестей не узнать. Иногда мне казалось, что я способна заключить сделку с дьяволом, лишь бы снова оказаться среди царского двора, слушать новости из первых рук, принимать поклоны князей, стоять в свите на царском пиру…

Басарга прикусил губу.

Мирослава, ответившая на его любовь, вопреки своему княжескому происхождению сбежавшая с ним из монастыря, где готовилась к постригу, отказавшаяся ради него от родни, скрывшаяся с ним в поважских лесах, родившая ему нескольких детей… Если люди узнают хоть малую частицу из ее проступков… Да что там: если ее просто узнают – она будет опозорена, повязана и упечена родичами в самый дальний скит в самой дальней глухомани.

Но она все равно приехала в Москву. Видать, и верно вконец обезумела со скуки.

– Как же ты добралась?

– Ну, не так я беспомощна, как тебе кажется, – улыбнулась княжна, проведя ладонью по его бороде, и боярин невольно попытался прижаться к теплым пальцам щекой. – Вот только девку твою, прости, увела. Ту, что ты ко мне после смерти няньки приставил. И сани. Те самые, на которых ты меня из Горицкой обители украл.

– Ты же не от меня сбежала, а ко мне, – тихо ответил Басарга.

– К тебе… – внимательно посмотрела ему в глаза Мирослава. – Как-то утром на крыльцо вышла, а там к приюту детскому, что ты отстроил, книжница спешит. Умная, скажу тебе, баба, хоть и простолюдинка. И грамоту разумеет, и счет, и о землях разных ведает. Хорошо детей учит. Мне и то такой воспитательницы не досталось. Из монастыря двое иноков ратному делу обучают и вере правильной. Староста наш Турум-Бурум – делам хозяйственным… Спокойна я стала за детей, умными и храбрыми вырастут. И вдруг такая тоска меня смертная взяла, что никому я в сей глухомани не надобна, попусту жизнь свою сжигаю, что не стерпела…

– Я люблю тебя, сокровище мое, – ответил на ее немой вопрос боярин Леонтьев. – Всегда бы тебя при себе держал, кабы мог. Да токмо сие не в воле моей…

– Когда воля общая, то и получится.

– Как же ты по Москве ходить будешь? Ведь узнают!

– Да забыли все обо мне давно, – небрежно пожала княжна плечами. – Не ищут. Ну, и кутаться стану получше. Пока мороз на улице, то лицом в платке никого не удивить. А к лету ты чего-нибудь измыслишь, верно?

– Верно, – завороженно кивнул боярин.

– Как же хорошо, когда ты рядом, – наклонившись вперед, прошептала ему Мирослава. – Вижу тебя – и счастлива.

– Несу, матушка… – Слова оборвались в дверях испуганным писком.

Басарга оглянулся и никого не увидел.

– Не бойся, Горюшка, – громко окликнула служанку княжна. – Боярин не сердится.

– Прости, батюшка, за своевольство, – заглянула в дверь девка, все еще не решаясь войти. – Я вот румяна принесла. Хозяйка за румянами отослала.

Имя девчонка получила не за то, что приносила горе, а за угольно-черные волосы. Поначалу дразнили просто «горелой», но прозвище оказалось уж очень неудобным и быстро превратилось в Горюшку. Имя же крещеное, как то очень часто случалось, она и сама позабыла.

– Опоздала, – сказала Мирослава. – Застал меня боярин ненакрашенной.

– Ты без румян только прекраснее, – успокоил ее Басарга.

– Надеюсь, ты не осерчаешь, любый, если я немного попорчусь для посторонних? – улыбнулась княжна. – К столу хочу выйти одетой как положено. Твои друзья ведь здесь, с тобою живут?

– Да, у них у каждого светелки есть чуть выше, – признал Басарга.

Судя по тому, как решительно Мирослава собиралась присутствовать на ужине с боярами, она твердо вознамерилась выйти в свет. Того, что о ее возвращении кто-то проболтается, явно не опасалась. Мчалась вперед очертя голову, ровно конница на вражеские пики. Главное – ударить. А уж там – будь что будет.

Насиделась взаперти. Затворничество теперь казалось для нее страшнее позора…

* * *

Любовники напрасно обещали друг другу, что теперь не станут более расставаться. Уже через неделю после приезда Мирославы в Москву государь вызвал всех четверых побратимов в Александровскую слободу. И, как оказалось, не их одних. В обширной, комфортной и богатой царской загородной резиденции [9] собралось больше трех сотен крепких молодых бояр – причем большинство были худородными и успели хорошо проявить себя в походах.

В конце декабря сюда приехал и сам государь. Отстояв поутру службу, Иоанн первым подошел к причастию, а приняв его – обратился собравшимся в храме воинам: