Это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Не придется клянчить о помощи, и никто не узнает, что он нефритового гоила упустил. Хентцау сжал руку в кулак. Однако лицо его сохраняло прежнюю невозмутимость.
– В самом деле? – повторил он нарочито бесстрастным тоном. – Ладно. Скажи следопыту, что теперь нас поведешь ты. Но горе тебе, если заблудишься.
– Точно не заблужусь, командир! – И она умчалась выполнять приказ, унося в сиянии золотых зрачков радость, уверенность и надежду.
Сам же Хентцау не сводил глаз с раскисшего проселка, по которому ушел от них нефритовый гоил. Один из головорезов уверял, будто брат его ранен и им обязательно потребуется ночлег. Сам-то Хентцау может не спать неделями. Значит, успеет их встретить.
16. Никогда
Было еще темно, когда Джекоб приказал им трогаться в путь. Даже Лиса не смогла уговорить его отдохнуть еще хоть немного, и в глубине души Клара призналась себе, что рада поскорее убраться от всех этих спящих мертвецов.
Какая ясная ночь… Замшевая чернота неба, усеянная блестками звезд. Холмы и деревья, словно силуэты из черной бумаги. Уилл рядом с ней и в то же время далеко. Такой родной и такой чужой.
Она взглянула на Уилла, глаза их встретились, и он ей улыбнулся. Но это лишь тень его прежней теплоты. А ведь раньше так просто было выманить у него улыбку. Он легко дарил любовь. И легко было отвечать ему взаимностью. Ничего легче на свете не было. Она не хочет его потерять. Но чуждый мир вокруг нее нашептывает одно: «Он мой». А они проникают в этот мир все глубже, до самого сердца, как будто освободить Уилла можно только так.
Отпусти его!
Как же хочется выкрикнуть эти слова прямо в лицо этому жуткому, темному миру, что прячется за зеркалом.
Отпусти его!
Но нет, это она сама уже чувствует на себе его темные щупальца. «Что тебе здесь надо? – нашептывает ей черная, чужая, непроглядная ночь. – Какую прикажешь подарить тебе шкурку? Меховую шубу? Или каменный панцирь?»
– Нет! – ответила она шепотом. – Я найду твое сердце, и ты вернешь мне Уилла.
Но в глубине души она чувствовала совсем другое: будто и вправду на ней уже растет новая кожа. Такая мягкая. Слишком мягкая. И что до ее сердца вот-вот доберутся темные щупальца ночи.
Как же ей страшно.
17. Проводник к феям
В россказнях о феях по крайней мере одно было правдой: к ним никто не в силах проникнуть, если они сами того не захотят. И три года назад, когда Джекоб впервые к ним пробирался, это было не иначе – но и тогда, невзирая ни на что, дорожка к ним все-таки имелась.
Надо только подкупить подходящего карлика.
Из карликов многие кичились тем, что они якобы с феями торгуют, и в знак этого даже с гордостью украшали свои гербы лилиями. Большинство, однако, только потчевали Джекоба древними бабушкиными сказками, чтобы в конце концов признаться, что последний их предок, видевший фею воочию, умер больше века назад. Пока наконец один из карликов при дворе императрицы не назвал ему имя Эвенауга Валианта.
Императрица тогда пообещала несусветное вознаграждение чистым золотом тому смельчаку, кто принесет ей лилию с озера фей. Про эти лилии шла молва, будто их аромат самую уродливую девушку превращает в красавицу, а супруг императрицы, принц-консорт, имел неосторожность весьма разочарованно отозваться о внешности своей единственной дочери. Вскоре после этого он при странных обстоятельствах погиб на охоте – злые языки утверждали, что не без помощи жены, – однако вкус своего супруга императрица всегда ценила гораздо выше, нежели его самого. И потому не поскупилась назначить вознаграждение за волшебные лилии, что и побудило Джекоба, который в то время работал уже один, без Хануты, отправиться к Эвенаугу Валианту.
Разыскать карлика оказалось делом нетрудным, и тот за внушительную горку золотых талеров действительно вывел Джекоба к долине, где обитали феи. Только вот про стражников, охраняющих фей, Валиант ему ничего не сказал, и эта прогулка едва не стоила Джекобу жизни. Карлик же благополучно продал императрице волшебную лилию, и та и впрямь превратила ее дочь Амалию в писаную красавицу, за что Валиант сподобился титула «поставщик императорского двора».
Джекоб не однажды и весьма красочно воображал себе, как именно он поквитается с подлым карликом, однако после возвращения с острова фей ему было не до того. Пришлось выполнять другое высочайшее поручение, в награду за что ему досталась лошадь из императорской конюшни, и постепенно образ Эвенауга Валианта как-то потускнел в памяти вместе с воспоминаниями о целом годе жизни, когда он был счастлив настолько, что едва себя не забыл. «И что? Чему тебя это научило, Джекоб Бесшабашный?» – спрашивал он себя, когда первые карликовые дома замелькали между живыми оградами и делянками. Что месть не самый приятный предмет для размышлений. И тем не менее при мысли о новом свидании с карликом сердце его начинало биться сильнее.
Теперь даже низко надвинутый капюшон уже не мог скрыть камень на лице Уилла, и Джекоб решил оставить его и Клару на попечение Лисы, а самому отправиться в Терпевас, что на языке местных жителей обозначало всего лишь «город карликов». В роще у дороги Лиса отыскала пещеру, которая, должно быть, летом давала приют пастухам, и Уилл чуть ли не с радостью вошел под ее своды вслед за Джекобом, словно давно уже не чаял, как бы поскорее укрыться от дневного света. Последние островки человечьей кожи оставались у него только на правой щеке, и Джекобу с каждым днем становилось все труднее взглянуть брату в глаза. В глазах-то и было самое ужасное. Они тем временем почти сплошь налились золотом, и Джекобу все тяжелее удавалось побороть страшную мысль, что гонку со временем он уже проиграл. Иногда Уилл встречал его взгляд так, словно он вообще себя не помнил, и Джекобу казалось, что их общее прошлое, все, что роднило их с братом, в этих золотых глазах угасает навсегда.
Клара не пошла за ними в пещеру. Когда Джекоб вместе с Лисой возвратились к лошадям, она стояла среди деревьев такая отрешенная и одинокая в своем мужском платье, что Джекоб поначалу вообще принял ее за незнакомого мальчишку-сироту, какие во множестве скитались по дорогам этого мира в поисках работы. Волосы ее сливались цветом с охрой осенней травы, что полегла под деревьями, и в ней все меньше можно было узнать существо из другого мира, где оба они выросли. Воспоминания о свете и шуме знакомых улиц, о большущих домах, о девочке, которой она там была, – все это почти неразличимо померкло вдали. Недавнее настоящее слишком внезапно обернулось прошлым, а будущее представало неведомым, грозным и чужим.
– Времени у него не много.
Это был не вопрос. Она умеет смотреть правде в глаза, даже страшной правде. И Джекобу это нравится.