21
Я вышел из дверей церкви смятенный и уничиженный. Чувствовал себя червем, тараканом, мелким грызуном — и в то же время одним из творений Божьих. Держась ближе к стенам, спустился вниз по улице к площади и глянул из-за угла в сторону диско-бара.
Кучки фигур в переулке справа не имели значения, это был верный знак того, что копы ушли. Я поискал на площади Мерфи. Он тоже ушел. Машина находилась в полминуте ходьбы, ключи я держал в руке. Проследовал по краю площади вокруг бара, обещая себе в качестве приза возможность покурить. Когда я проковылял мимо парней в переулке, они посмотрели на меня мрачно и подозрительно, затем вернулись к своей беседе, увидев, что я не собираюсь портить им радость общения. Дрожавшей рукой я всунул ключ в отверстие замка на дверце машины и прошептал слова благодарности, когда дверца открылась. Втиснулся внутрь салона и включил зажигание. Когда я увеличил число оборотов двигателя, машина взревела безумной по высоте тональностью перуанской музыки, почитаемой Кровавой Мэри. Я тоже был близок к безумию. Переключился на первую скорость и выехал из ряда припаркованных машин. А потом помчался из Матамороса в благословенную темноту гор, держа потрескавшимися губами контрабандную сигарету и гадая, что бы сказал Иисус.
При виде причудливого, фантастического ландшафта, покинутого на прошлой неделе, показалось невероятным, что я мог отойти от него мыслями так далеко и тем не менее, скрываясь ото всех, вернулся сюда, в машине Мэри и находился менее чем в десяти километрах от зарытого кокаина. Подберу упаковку и направлюсь прямо на побережье. Если поспешу, смогу сбыть кокаин в баре «Бульдог» до его закрытия и уговорить Триггера, чтобы он проводил меня до аэропорта Малаги. Я поставлю машину на долговременную стоянку, вернусь на попутке вместе с барменом, похожим на сатира, в Торремолинос, побуду у него, пока не заживет мое лицо. Это будет легко, и я заслужил такую легкость. Нажал на кнопку извлечения и выбросил из приемника кассету Мэри за окно. Не все, добытое у подножия Анд, годилось для хранения. Настроился на частоту ФРА, но услышал только звук помех, похожий на шум спешно отъезжающего по гравию автомобиля Альберто.
Гельмут как-то сказал мне, что секрет успеха состоит в последовательном достижении краткосрочных целей. Интересно, какой из его краткосрочных целей была Луиза? Эта мысль задела лишь на мгновение. Гельмут ушел в историю: что случилось, то случилось. Сейчас моей первейшей задачей было овладение кокаином. Краткосрочные цели на извилистом пути к их реализации достигались довольно легко. Во-первых, доехать по лощине до заброшенного имения. Во-вторых, отрыть кокаин. В-третьих, уехать на побережье. В-четвертых, бросить машину Мэри на долгосрочной стоянке. В-пятых, остановиться в доме Триггера. Скажу ему, что захотелось провести несколько дней на пляже. В-шестых, подождать, пока мое лицо приобретет нормальный вид, затем реализовать пару упаковок по десять граммов, чтобы стимулировать приобретение наличности. В-седьмых, арендовать машину или, может, мотоцикл. Мотоциклы казались забавнее, машины — безопаснее. В-восьмых, заказать гостиничный номер в Фуенгироле или Торре с удобно расположенным платным телефоном. В-девятых, нанять агентов для продажи кокаина. Туристы, разъезжающие на арендованных мотороллерах, мало представляют себе, что они покупают. То, что качество порошка, который они покупают на свои отпускные деньги, вдвое выше того, что они приобретают дома, редко замечается. Они знают, чего хотят, и хотят того, что знают, а я более чем счастлив угодить им. Кокаин похож на яичницу-болтунью: некоторые любят есть ее с добавлением сливок, другие требуют соуса, а третьи посыпают перцем. Подай им единственное яйцо, приготовленное в виде яичницы-болтуньи на масле, количество которого уместится в чайной ложке, и, независимо от качества блюда, они вернут его обратно. Они хотят заморозки: я добавляю им долю прокаина. Хотят возбудиться: я добавляю им долю стимулирующего средства. Хотят за свои деньги получить внушительную дозу: я добавлю им пятьдесят процентов лактозы, безвкусного и достаточно плотного порошка, обычно используемого в детском питании. Маленькая упаковка порошка с добавкой, которую они аккуратно помещают в свои бумажники и рюкзаки, покидая комнаты и выходя на многолюдные улицы, во многом будет походить на обычный музыкальный альбом: пара хитов и семьдесят процентов туфты. Все же это было лучше, чем тот суррогат, который они употребляли. При всей моей щедрости — все же они были в отпуске — я мог обратить эти пять килограммов в пятнадцать и отложить определенное количество порошка для образцов и личного потребления.
Розничная цена кокаина сейчас держится на уровне восьми тысяч песет, или сорока фунтов стерлингов за грамм, доводя, таким образом, стоимость жизни Ивана до несообразной суммы в шестьсот тысяч фунтов стерлингов. Я громко рассмеялся: шестьсот тысяч фунтов! Мои расчеты не нужно проверять — в мире неопределенности и изменчивых параметров математика — единственная константа. Если вы не можете обращаться с числами, никогда не совладаете с весами. Очень жаль, что практически невозможно увеличить вчетверо пять тысяч граммов кокаина. Двадцать тысяч граммов дали бы мне двадцать тысяч соблазнов, а в нынешних обстоятельствах казалось разумным следовать наименьшему риску. Я разделю и скомпоную пять кило в десять, девяти из них назначу цену по пятнадцати тысяч фунтов за каждый. Оставшийся килограмм обращу в полтора кило. Две трети этого веса пойдут на приобретение паспорта, бумажника с кредитными карточками и водительскими правами. Остальные пятьсот граммов пущу на продажу. Через две недели или больше, в зависимости от того, сколько времени потребуется на мое восстановление, я поеду в подержанной машине на север со ста пятьюдесятью тысячами фунтов. План выглядел разумным, точно такую же схему могла бы придумать Луиза.
Я закурил сигарету, пламя от зажигалки осветило в лобовом стекле мое осунувшееся лицо. Как все просто: проникнуть в рощу и взять то, что я там оставил. В этих горах повсюду имелись тайники, и ни один из них не оставался нетронутым из-за угрызений совести. Каяться можно позволить себе лишь после компенсации потерянных активов. Я почувствовал, как в глубинах моего мозга кричит глупость, подобно старой безумной колдунье. Она вопит о моем единственном шансе на спасение, который состоит в том, чтобы свернуть с дороги в лощину и оставить ядовитый порошок там, где он зарыт, бросить пять тысяч граммов концентрированного греха, черного до блеска, и взять взамен одну-единственную унцию добрых намерений, перевешивающую грех. Призрачный свет лег на мою руку, между деревьями появилась луна. Я свернул в тень, ожидая, пока она не скроется снова. Ничто не могло убедить меня в необходимости бросить мой кокаин.
На повороте в сторону крепости установили временный предупреждающий знак: «Дорога закрыта». Я даже не прикоснулся к тормозам, повернул, как и любой другой водитель, направляющийся в Альгесирас. Возможно, дорогу перекрыли, чтобы уложить новый асфальт, но это маловероятно. Об этом уведомили бы несколько месяцев назад, а известие о том, что провинциальные власти собираются потратить деньги на ремонт дороги, ведущей не к морскому побережью и не к площадке для игры в гольф, привело бы всех в восторг. Дорогу могли закрыть из-за оползня или наводнения, но каждое такое стихийное бедствие требовало дождя, а дождей здесь не было больше года. Я посмотрел в зеркало заднего вида. За мной не ехали машины с зажженными фарами. Я знал, почему дорога закрыта, но, как всякий добросовестный естествоиспытатель, не хотел верить этому. Дорога была закрыта из-за меня, из-за Ивана, из-за его кокаина. Дорогу закрыли, потому что полиция обыскивала крепость, но это не могло остановить меня в стремлении возвратить то, что мне принадлежит. Я свернул вправо от главного шоссе, проследовал по пыльной узкой дороге мимо намалеванных от руки знаков, предупреждавших о разных напастях, через темные кусты, по краям которых были разбросаны обгоревшие каркасы угнанных автомобилей и свидетельства безрадостных связей с публичными женщинами. Я остановился на перекрестке дорог, привалился к капоту, куря «Мальборо» и вслушиваясь в ночную тишину. Долину заполнял тяжелый запах лесного дыма — в свете передних фар я принял его за туман над рекой, — и даже когда прислушивался к голосам и шорохам, крохотные хлопья сажи спускались по спирали на машину Кровавой Мэри, подобно черным снежинкам. Я погасил сигарету, радуясь своему одиночеству, и шагнул в кусты. Когда я воображал свою смерть от выстрела в голову, полагал, что буду падать на землю, как эта сажа. Сколько бы пролежал в стороне от шоссе мой труп неопознанным? Видимо, достаточно долго.