Грифон хотел было запротестовать, но дракон уже начал перевоплощаться.
Доспехи его обмякли и скрючились. Руки и ноги изогнулись под
немыслимым углом и начали стремительно увеличиваться. Кисти рук превратились в
когтистые лапы. Из спины пробились крохотные крылышки и, развернувшись, стали
расти. Моргис упал ничком и встал на все четыре лапы. Уже сейчас он занимал
почти все пространство между стенами ловушки. Замысловатый шлем медленно
вытянулся, явив истинный облик Моргиса. Он был уже совсем драконом и все еще
продолжал расти.
Грифон поднял голову — и увидел, что над их тюрьмой растет
полог из густо сплетенных ветвей. Вновь послышался шепот; на этот раз в голосах
была уверенность.
Только сейчас птицелев ощутил настоящий ужас. Удерживая
одной рукой обеих отчаянно вырывавшихся лошадей, он устремил другую вверх, к
почти сомкнувшемуся пологу, и открыл силовое поле.
Ничего не произошло.
Тут раздался пронзительный крик, а в шепчущих голосах
появились ноты злорадства:
…наш… ци… наконец-то…
Внезапно лошадь Грифона взбрыкнула, встала на дыбы — и
сбросила всадника. Но годы военной службы не прошли для Грифона даром.
Стукнувшись о землю, он тут же сгруппировался, перекувырнулся, смягчая падение,
и откатился в сторону, чтобы случайно не попасть под копыта герцогского коня.
Моргис стоял на прежнем месте, на четвереньках, вцепившись в
землю, и громко, жалобно стонал. Против собственной воли он оказался в прежнем
человекоподобном образе — и это так его потрясло, что он совершенно опешил.
Голоса ликовали. Шепот становился все быстрей и неразличимей
и невероятной тяжестью давил на сознание Грифона. Тот в поисках спасения
отчаянно пытался отгородиться, спрятаться в глубинах своего «я». Руки его
безотчетно шарили по земле — и вдруг нащупали выпавшее из кармана колечко с
двумя крохотными свистками. Память о той ночи, когда кланы Черного Дракона и
союзники осадили Пенаклес. Тьма драконов нависла тогда над городом, так что не
было видно неба. Пенаклес непременно пал бы в ту ночь, если бы не третий
свисток, что когда-то висел на этой связке. Грифон подул в него — и со всей
округи слетелись птицы. Видимо-невидимо! Драконы убивали их, но при этом
убивали и друг друга. Мириады птиц окружили тогда драконов, мириады острых
клювов, словно крохотные клинки, впивались в несчастных чудищ… Осада с позором
провалилась — а вместе с ней и надежда Черного Дракона на быструю победу.
Грифон не задумывался над тем, какой из двух свистков он
держит в руке. Он поднес его ко рту и подумал, насколько легче было бы ему
сейчас принять свой истинный облик. Но, видя, как корчится на земле Моргис, он
и помыслить не смел о перевоплощении. Тут бы не потерять сознание… Что он
собирался сделать? Ах, да. Подуть в свисток. Просто подуть в свисток.
Это оказалось гораздо сложней, чем он мог себе представить,
— и птицелев знал, что виной тому шепчущие невидимки. Всякий раз, когда он
подносил свисток ко рту, шепот становился все громче, все безумней, — и голова
его начинала безвольно мотаться из стороны в сторону. Один раз он даже уронил
свистки!
Из последних сил цепляясь за сознание, Грифон заставил себя
выстроить барьер. Это было трудней, чем в прошлый раз, когда он защитился от
щупа Хранителя, и все же барьер рос и укреплялся. Наконец Грифон вновь овладел
собой. Он крепче сжал свисток и даже исхитрился принять получеловеческий образ.
Птицелев плотно прижал свисток к губам — и дул, дул до тех
пор, пока в легких не кончился воздух…
Исполнив свое предназначение, свисток рассыпался в его
ладони горсткой светлого пепла.
Шепот бешено колотился о барьер, стремясь пробиться в
сознание, — но теперь в нем звучала неуверенность. Грифон подумал: не услышали
ли волки-рейдеры его свист и вопль Моргиса? Однако он точно знал: эту ловушку
подстроили не арамиты. Просто Грифон и его спутник случайно забрели в один из
темных углов тех самых Земель Мечты, в которые он так стремился.
В мозгу его, точно бутон, распустилось воспоминание —
невесть откуда взявшаяся фраза: Сирвэк Дрэгот охраняет Земли Мечты, но он
властен только над теми, кто хочет быть под его властью. Это означает, что
хозяева Дрэгота приветствуют любых пришельцев и не мешают тем, кто не обращает
на них внимания.
«Я не хочу быть подвластен ему», — решил Грифон.
В тот же миг назойливый шепот превратился в растерянное
бормотанье, в которым слышались злоба и страх. Грифон внезапно почувствовал
себя невероятно свободным. Никто больше не давил на его сознание. Рядом с собой
он услышал какую-то возню и понял, что Моргису тоже стало легче. Другое дело —
лошади. Они замерли от ужаса, только бока их ходили ходуном. Инстинкт заставил
животных крепко прижаться друг к другу. Если эта тюрьма отопрется, нужно будет
придержать их, подумал Грифон, иначе они убегут, не разбирая дороги, и тогда им
с Моргисом придется брести пешком по этому более чем недружелюбному лесу.
За стеной раздалось урчание — к великой радости Грифона,
кошачье. Значит, свисток действительно выполнил свое предназначение? Кто бы ни
урчал сейчас там, снаружи, — они были родственники. Первый свисток был связан с
его птичьей сущностью… Грифон осторожно выпрямился, сел и ощупал оставшийся
свисток. А тут что?
Стены тюрьмы накренились. Грифон мгновенно прижался к земле
и закрыл голову руками. Мелькнула мысль: возможно, он очень быстро узнает, для
чего нужен третий свисток — если, конечно, останется жив.
Через несколько секунд, осознав, что огромная стена из
деревьев не рухнула и не погребла его под собой, Грифон рискнул открыть глаза и
оглядеться.
Стена исчезла, как будто ее и не было. Исчезло ощущение
слежки, всех этих миллионов глаз. И шепот тоже исчез.
Острый слух Грифона уловил слабый шорох — кто-то, пробираясь
через кустарники, во всю прыть мчался на восток. Грифон вскочил на ноги — и
немедленно пожалел об этом. Борьба с теми невидимыми силами, которые пытались
овладеть его сознанием, привела к тому, что оглушительная головная боль едва не
свалила его с ног. Он покачнулся, но устоял.
— Грифон!
Прежде Моргис избегал называть его этим именем, чтобы
случайно не проговориться при чужих. Они не успели договориться о вымышленных
именах, и Грифон решил сделать это сразу же, как только земля перестанет
уходить из-под ног. Он сжал виски руками и обернулся к Моргису.
Тот стоял на коленях, пытаясь дотянуться до плаща, который
выронил Грифон. Плащ-мираж почти не пострадал, разве только слегка испачкался.
Наконец Моргису удалось надеть его — и он снова превратился в высокого плотного
мужчину.