Распятие невинных - читать онлайн книгу. Автор: Каро Рэмси cтр.№ 34

— Вот сюда. Пришли. — Они побежали по аллее, и девушка споткнулась, попав каблуком в щель между камнями. Они добрались до заднего двора супермаркета, где ветер уже был потише. Едкий запах гнили, испортившихся овощей и прокисшего молока, висевший в воздухе, вызывал тошноту, но там была пара соломенных тюфяков под брезентовым навесом.

— Здесь нас никто не потревожит, — сказал он, вытаскивая сложенные картонные коробки из целой пачки, подготовленной для переработки.

Она сморщила носик.

— Не могу поверить, что мы оказались здесь. Запах просто отвратительный! — Она взяла прядь волос и обмотала вокруг шеи, показав, что задыхается. Ее пальто распахнулось, от смеха она не могла остановиться.

Юноша приблизился, расставив руки.

— А где тут у нас кр-р-рысы, дорогая? — спросил он, подражая Винсенту Прайсу. [11]

Она взвизгнула, подыгрывая ему.

— Но, дорогой сэр! Что вам нужно от бедной девственницы? — Ее грудь вздымалась, она явно вживалась в роль.

Скрюченные пальцы приближались.

— Крысы, моя милая. Крысы, как можно больше крыс! Не волнуйся, я здесь, чтобы защитить тебя, — сказал Питер Кашинг, обнимая ее за талию. Она уткнулась носом ему в шею, широко раскрыв глаза, а он отодвинул полог брезента второй рукой. — Опасайся крыс! Они могут приползти к твоим ногам и даже выше…

Раздался истошный крик. Через мгновение последовал еще один.

Дождь не прекращался ни на минуту. Его потоки были такими плотными, что он едва различал повороты. Задние колеса машины, похоже, плохо держали дорогу, и Макалпин быстро протрезвел. Но позже он понял, что машину заносит от мощных ударов ветра в бок с не защищенной холмами стороны. Он проехал мимо дюн и указателей, направлявших в «Тэрнберри». Гольф-клуб и гостиница остались позади, растворившись в реках дождя. Повернув на Хэдз-оф-Эр, он постарался сосредоточиться, борясь с алкоголем и тошнотой. От каждого порыва машину бросало в сторону. Бешено работавшие стеклоочистители не справлялись с массой воды на ветровом стекле. Макалпин ехал, вцепившись в кожаный руль и напрягая изо всех сил глаза: облака и море слились в единое целое, вода подступала к машине, как безжалостное разъяренное животное.

Он никогда не думал, что бывает так темно. Наклонившись вперед, Алан тыльной стороной ладони протер изнутри лобовое стекло. Неожиданно машина сильно вздрогнула, и ее стало заносить, но, вывернув руль, он сумел удержать ее. Ливень, обрушившийся с новой силой на ветровое стекло, означал, что теперь машина едет прямо против ветра.

От сна не осталось и следа, но тошнота не проходила, вновь и вновь подкатывая к горлу. Яркие алмазики воды плясали прямо перед ним, то появляясь, то исчезая. Ему нужен был свежий воздух, он потянулся к кнопке, чтобы опустить стекло со своей стороны, но пальцы не могли ее нащупать. Он взглянул на спидометр — около ста километров. Макалпин нашел кнопку со стороны пассажира. Стекло опустилось на пару дюймов, а потом заклинило, но зато включился проигрыватель и заиграла любимая кантата Хелены — «Кармина Бурата» Карла Орфа. Он помнил ее по фильму «Омен». Он еще раз протер изнутри стекло и засмеялся. Показался поворот, и он едва успел затормозить в самый последний момент: задние колеса начали скользить, разворачивая машину. Двигатель взвизгнул; он попытался выровнять машину, но слишком сильно вывернул руль — автомобиль опрокинулся и кубарем покатился в темноту.

Хелена достала чистый лист рисовальной бумаги, прикрепила на мольберте и провела пальцами по знакомой шероховатой поверхности. Ярко вспыхнула молния, отбрасывая на лист причудливые контрастные тени от руки. Она зажмурилась, но даже с закрытыми глазами световые пятна исчезли не сразу. В мастерской царил полумрак, только свет на лестнице делал тени чернее. Если бы она не прожила здесь всю жизнь и не знала, что за домом не водится дурной славы, то наверняка бы почувствовала себя неуютно в такую ночь призраков. Мощь бури наделила ее силой, как и Мэри Шелли, которая создала своего доктора Франкенштейна в такую же ночь. Она тоже должна сотворить что-то ирреальное, эфемерное, что-то первобытное, как эта лавина за окном. Она подняла бутылку, набрала полный рот терпкого красного вина, но не глотала, ожидая следующую молнию и неизбежного за ней грома. Сто двадцать один, сто двадцать два — теперь можно глотать. Она чувствовала приближение момента истины. Она даже подумала, не открыть ли окно, но для этого надо было выпить гораздо больше.

Она поставила бутылку и достала небольшую коробочку с пастельными мелками — своими любимыми. Некоторыми уже нельзя было пользоваться — они не оставляли на бумаге следа, но выбросить их у нее не хватало духу. Она начала рисовать и почувствовала, как внутри нарастает напряжение. Она рисовала широкоплечего мужчину, идущего по тропинке под мелким дождем. Тропинка вилась по лесу. Она добавила пиджак и подняла воротник, скрывая его лицо в темноте. Краем подушечки большого пальца она сделала плечи поуже. Она знала этого человека. Деревья были большими. Она стала чертить на стволах перекрестия, и теперь это были уже вовсе не деревья. Она знала это место… она рисовала по памяти… Ярко сверкнула молния, на минуту озарив комнату белым светом, и ей показалось, что дом закричал… Но это был телефон. Она ругнулась и вытерла рот тыльной стороной ладони. На часах было четыре утра. Что бы Алан ни сказал, она этого не потерпит.

— Да? — резко спросила она.

— Алло, Хелена? — Голос был неуверенный.

Она потрясла головой, чувствуя, что вино еще не выветрилось.

— Это ты, Колин?

— Да.

— Ты, по-моему, здорово выпил.

— Шеф дома? — не унимался Андерсон.

— Нет! — бросила она. — Его нет. — И повесила трубку. — Мерзавец!

Она посмотрела на картину: одинокий мужчина, почти мальчик, идет по тропинке между могилами с палкой в руках. Нет, теперь она ясно видела, что это была не палка, а роза. Единственная красная роза для…

Она прижалась к стене и не сводила глаз с картины. Ее сердце разрывалось: он казался таким маленьким и таким беззащитным.

Это воспоминание было для нее мучительным.

— Ты никогда мне по-настоящему не принадлежал, да, Алан? — проговорила она, сползая вниз и глядя на свой рисунок, — ее собственное творение смеялось над ней. — Никогда мне не принадлежал.

Макалпин почувствовал в глазном яблоке кончик ножа, который надавил сначала слева, а потом справа. Затем боль стала походить на маятник, который раскалывал голову своей ритмичностью и безразличием. Боль была его единственным ощущением.

Он выдохнул, чувствуя во рту вкус рвоты. Он хотел открыть глаза, но они были покрыты коркой, пробить которую не было сил. Он попробовал пошевелить головой, но боль резко усилилась, и он затих.