Мастер убийств - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел Сильва cтр.№ 55

Когда они поднялись по лестнице и оказались перед квартирой, Юсеф, открывая дверь, воспользовался еще одним ключом к замку типа «Йель», а потом вставил в замочную скважину второй ключ, отпиравший простейший замок с защелкой. Итого, три замка, три ключа, подытожила свои наблюдения Жаклин. Ничего сложного.

Они вошли в квартиру. В комнате было темно. Юсеф закрыл дверь, подошел к Жаклин и в первый раз ее поцеловал.

— Я весь вечер только об этом и мечтала. У тебя такие красивые губы, — сказала Жаклин.

— Я тоже весь вечер мечтал. Правда, на уме у меня было кое-что другое, — улыбнулся Юсеф. — Выпить хочешь?

— С удовольствием выпью бокал вина, если есть.

— Думаю, бутылка вина найдется. Надо проверить.

Он включил лампу — дешевый торшер, отбрасывавший свет на потолок, и швырнул ключи на маленький столик у двери. Жаклин поставила на него свою сумочку. Потом, вспомнив наставления Шамрона, быстро исследовала помещение. Квартира революционера-интеллектуала, в которой было нечто от базового лагеря. Линолеумные полы апартаментов покрывали три дешевых восточных ковра. Кофейный столик, вернее сказать, стол, представлял собой массивную прямоугольную плиту из ДСП, покоившуюся на четырех блоках из прессованного шлака и окруженную разнокалиберными стульями. В центре столешницы помещалась пепельница размером с суповую тарелку, в которой горой лежали окурки сигар и сигарет различных сортов. Некоторые носили на себе следы губной помады, причем двух оттенков. Вокруг пепельницы стояло с полдюжины кофейных чашечек с размазанной по донышку засохшей кофейной гущей.

Жаклин сосредоточила внимание на стенах, где были развешены постеры с изображением Боба Марли и Че Гевары, а также фотографии Томми Смита и Джона Карлоса, сделанные на Олимпийских играх в Мехико в 1968 году, когда эти парни в знак протеста синхронно вскинули вверх руки в черных перчатках. Далее на стене висели черно-зелено-красный палестинский флаг и копия картины, изображавшая деревенскую девушку, которую в ночь перед свадьбой омывали в бане женщины ее клана. Жаклин вспомнила, что эту картину написал арабский художник Ибрагим Ханна. В комнате на всех полках и во всех свободных углах были разложены и расставлены книги. Некоторые валялись прямо на полу, казалось, дожидаясь, чтобы их облили газолином и поднесли к ним спичку. Среди этого пестрого собрания можно было заметить толстые тома по истории Среднего Востока, истории ближневосточных войн, а также жизнеописания Арафата, Садата, Бен-Гуриона и Рабина.

— Оказывается, ты много читаешь, — сказала Жаклин.

— Не представляю себе жизни без книг.

— А сам-то ты откуда родом? Если мой вопрос хоть как-то тебя задевает, можешь не отвечать.

— Я из Палестины.

Он вышел из кухни и протянул ей бокал, наполненный красным вином. Потом, взяв ее за руку, сказал:

— Пойдем со мной.

* * *

Габриель стоял у окна своей квартиры. Лазерный микрофон Карпа ловил обрывки разговора из дома напротив, но это было все равно что слушать старую, заезженную виниловую пластинку. Когда Юсеф и Жаклин перешли в спальню, Габриель сказал:

— Выключай аппаратуру.

— Но, Гейб, сейчас начнется самое интересное!

— Выключай, я сказал.

Карп опустил микрофон и отключил энергию.

— Я жрать хочу. И прогуляться.

— Ну и иди себе.

— Ты в порядке, Гейб?

— У меня все отлично.

— Ты уверен?

— Сказано тебе: иди гуляй!

* * *

Часом позже Юсеф выбрался из постели, подошел к окну и раздвинул шторы. Янтарный свет уличных фонарей придавал его оливковой коже серовато-желтый оттенок, характерный для старой газетной страницы. Жаклин лежала на животе и, подперев подбородок ладонями, смотрела на своего любовника поневоле. Ее взгляд скользил по его широким плечам, спине, тонкой талии и узким мускулистым бедрам. Интересно, задавалась она вопросом, Габриель его видит?

Юсеф наблюдал за улицей, рассматривая припаркованные автомобили и дом напротив. Когда он слегка повернулся, Жаклин увидела у него на спине широкий плоский шрам, огибавший правую лопатку и шедший вниз параллельно позвоночнику. Она осязала этот шрам кончиками пальцев, когда они занимались любовью. На ощупь поврежденный участок кожи был жестковатым и грубым, как наждак. Или как кожа акулы.

Юсеф показал себя нежным любовником, настойчивым в своем стремлении доставить ей удовольствие. Когда он вошел в нее, она прикрыла глаза и представила, что с ней занимается любовью Габриель. Поэтому, когда она коснулась пальцами шрама, ей представилось, что это шрам Габриеля, который он заполучил во время одной из своих давних миссий. На мгновение ей захотелось стать колдуньей, чтобы, сделав над шрамом несколько пассов рукой, добиться его полного исчезновения.

— Что ты там высматриваешь? — спросила она.

Юсеф повернулся к ней лицом и сложил на груди руки.

— Тебе прежде доводилось спать с арабом, Доминик?

Хочет сменить тему, подумала она, но сказала другое:

— Ты у меня первый. Возможно, когда-нибудь мне захочется переспать с арабом еще раз.

— Ты не смеешь думать о другом, пока спишь со мной.

— А мы, значит, теперь спим вместе?

— Это тебе решать.

— Ладно. Будем считать, что с этой минуты мы официально спим вместе. — Она перекатилась на спину, взглянула на луч света с улицы, пересекший наискось ее тело, и представила себе, что это взгляд Габриеля. — Тебе не кажется, что нам следует узнать друг друга получше — уж коли мы теперь, так сказать, официально спим вместе?

Он улыбнулся и спросил:

— Ну и что бы тебе хотелось узнать?

— Я бы хотела знать, что приключилось с твоей спиной.

Он отвернулся от нее и посмотрел в окно.

Жаклин взглянула на светящийся циферблат часов, стоявших на столике у постели.

— В моем прошлом есть кое-какие эпизоды, которые тебе могут не понравиться, — сказал он.

— Ты сделал что-нибудь плохое?

— Нет, Доминик. Плохое сделали мне.

— Но как все-таки ты получил этот шрам?

Он повернулся и посмотрел на нее.

— Я вырос в лагере палестинских беженцев в Ливане. Этот лагерь — Шатила — находился на юге Бейрута. Быть может, ты слышала когда-нибудь об этом лагере, Доминик?

— Конечно, я слышала о Шатиле.

— У Фронта освобождения Палестины были в этом лагере офисы. Поэтому, когда израильтяне в восемьдесят втором году вторглись на территорию Ливана, они обстреливали этот лагерь день и ночь. Одна выпущенная с израильского истребителя ракета поразила дом, где жила моя семья. Здание обрушилось, я оказался под обломками, и острый кусок бетона разорвал мне на спине кожу.