Мы прошли сквозь здание Общин (сверху, из столовой, доносился грохот тарелок — близилось время обеда), и, сказав, что мне по пути, я предложил проводить Джулиана до Лицея.
Обычно эта часть кампуса, прилегавшая к Северному Хэмпдену, была тихой и безлюдной, снежный покров под соснами оставался ровным и нетронутым до самой весны. Сейчас же все было истоптано и замусорено так, что напоминало рыночную площадь в конце торгового дня. Кто-то въехал на джипе в старый вяз — осколки стекла, искореженная защитная решетка, страшная рана, желтеющая на стволе. По склону холма с визгом и совершенно недетской руганью каталось на картонках малолетнее городское отребье.
— Бедные дети, — пробормотал Джулиан.
Я расстался с ним у черного входа в Лицей и отправился во владения доктора Роланда. Было воскресенье, и его кабинет пустовал. Я запер дверь и провел остаток дня в приятном уединении, разбирая бумажки для шефа и попивая мутную кофейную взвесь из кружки с надписью «С днем рождения, Ронда!».
Из коридора доносились чьи-то голоса. В какой-то момент мне показалось, что, если прислушаться, вполне можно различить слова, но напрягаться совсем не хотелось. Позже, уже покинув здание и напрочь о них забыв, я все-таки узнал, кому они принадлежали, и понял, что ощущение безопасности, не покидавшее меня в тот день, было несколько неоправданным.
Агенты ФБР, сказал Генри, разместили свой временный штаб в аудитории рядом с кабинетом доктора Роланда — туда-то его и пригласили. Меня отделяли от них какие-нибудь пять метров, они даже пили тот самый мутный кофе, который я сварил в преподавательской кофеварке.
— Да, любопытно. Едва я сделал первый глоток, как сразу подумал о тебе.
— Почему это?
— Вкус был странным. Если точнее, жженым. Обычный вкус твоего кофе.
В аудитории, по описанию Генри, висела доска, исписанная квадратными уравнениями, и стоял длинный стол, за которым они втроем и расположились. На столе — кипы бумаг, портативный компьютер, две набитые окурками пепельницы и прозрачная коробка леденцов из кленового сиропа. «Это для моих ребятишек», — пояснил итальянец, глянув с улыбкой на янтарные желуди и фигурки пилигримов.
Генри конечно же справился блестяще. Сам он об этом не сказал, но все было ясно и так. Он был фактически автором этой драмы и до сих пор скромно стоял за кулисами в ожидании момента, когда сможет выйти на сцену и сыграть отведенную себе роль: образцовый студент, немногословный, но готовый к сотрудничеству, умный, сообразительный, но не выскочка. По его словам, разговор даже доставил ему удовольствие. Давенпорт оказался ничтожным филистером, зато итальянец был очарователен — задумчив и вежлив («Как один из тех старых флорентийцев, которых Данте встречает в Чистилище»). Звали его Сциола. Он весьма заинтересовался поездкой в Рим и много о ней расспрашивал, не столько как следователь, сколько как заядлый турист и ценитель архитектуры. («А в базилике Санта-Прасседе были? Это которая недалеко от вокзала Термини, у нее еще сбоку часовенка такая занятная».) К тому же он говорил по-итальянски, и они с Генри успели немного поболтать, пока Давенпорт, который, естественно, не понимал ни слова и хотел поскорее перейти к делу, не оборвал их милый диалог.
Посвящать меня в суть этого «дела» Генри не стал, но заверил, что ФБР в любом случае идет по ложному следу.
— Более того, я, кажется, понял, в кого они на самом деле метят.
— Да? В кого?
— В Клоука.
— Ты что, хочешь сказать, они подозревают его в убийстве?
— Нет, но они считают, он что-то скрывает. Да и вообще ведет себя довольно странно. Честно говоря, по-моему, у них есть все на то основания. Кстати, они очень хорошо осведомлены об организации его бизнеса. Им известны многие вещи, которых он, совершенно точно, им не сообщал.
— Например?
— Имена, даты, места встреч. У меня сложилось впечатление, что некоторые детали этой подпольной схемы они пытаются увязать со мной, — разумеется, сия смехотворная затея с треском провалилась. Di immortales,
[104]
они даже задавали вопросы о рецептах на анальгетики, которые мне выдавали в медпункте на первом курсе… Стол был буквально завален папками: медицинские карточки, заключения психологов, отзывы преподавателей, учебные работы, табели успеваемости — чего там только не было. Конечно, они разложили их там не без умысла — думаю, хотели меня запугать: дескать, вот, смотри, что у нас есть. Ну, в моих-то бумагах, насколько мне известно, нет ничего предосудительного. А вот у Клоука… Плохие оценки, наркотики, неоднократное отстранение от занятий — одним словом, тот еще послужной список. Не знаю, что их на это навело, его бумаги или, может быть, что-то из его слов, но по большей части они выпытывали подробности его отношений с Банни. И не только у меня — Джулиана, Брейди и Патрика они расспрашивали о том же. Джулиан, разумеется, ничего не знал, а вот у братьев, судя по всему, нашлось, что рассказать. Я тоже внес свою лепту.
— Это ты о чем?
— Ну как же — они прекрасно знакомы с Клоуком, не далее как позавчера курили с ним марихуану на стоянке «Коучлайт-инн».
— Нет, а ты-то что им сказал?
— Я просто поделился с ними опасениями, которые вызвала у Клоука их совместная с Банни экскурсия в Нью-Йорк.
Я чуть не упал со стула:
— Господи, Генри, ты уверен, что не наломал дров?
— Разумеется, — ни секунды не сомневаясь, ответил он. — Это именно то, что им хотелось услышать. Они битый час задавали мне наводящие вопросы, наконец я решил, что пора, и обронил пару фраз… Они тут же за них ухватились, и я с охотой предоставил им остальную информацию. По-видимому, в ближайшее время нашему дорогому дилеру придется немного поволноваться, но, честно говоря, нам это только на руку. Пока они будут его обрабатывать, возможно, придет потепление — кстати, ты заметил, как прояснилось в последние дни? По-моему, дороги уже начали оттаивать.
Мой синяк вызвал массу споров и домыслов (у Фрэнсиса отвисла челюсть, когда шутки ради я сказал, что получил его в качестве памятного сувенира от фэбээровцев), однако все это напрочь затмил ажиотаж, развернувшийся вокруг заметки в свежем номере бостонской «Геральд». Накануне в Хэмпден прибыли корреспонденты нью-йоркских «Пост» и «Дэйли таймс», но бостонский борзописец, без сомнения, заткнул их за пояс.
ВЕРМОНТ: ПРОПАВШИЙ СТУДЕНТ МОГ СТАТЬ ЖЕРТВОЙ НАРКОТИКОВ
В вермонтском округе Хэмпден третий день продолжаются поиски студента Хэмпден-колледжа Эдмунда Коркорана, исчезнувшего 24 апреля. Федеральные власти, недавно приступившие к собственному расследованию, предполагают, что в исчезновении могут быть замешаны наркотики. При обыске комнаты пропавшего агенты ФБР обнаружили предметы, сопутствующие употреблению наркотиков, а также небольшое количество кокаина. Ранее Коркоран не был замечен в употреблении наркотических веществ, однако, как сообщают лица из окружения юноши, в последние месяцы в его поведении обозначились странные перемены — обычно приветливый и общительный, он стал угрюмым и неразговорчивым (см. «Что скрывают от вас ваши дети» на стр. 6).