Хилли продолжал следить из-за занавески, как отец обошел машину, открыл багажник и вытащил оттуда покупки — рулон зеленого садового шланга, пластмассовые ведра, несколько банок с краской.
Хилли тихо отошел от окна, отнес тарелку на кухню и сполоснул ее, потом поднялся в свою комнату и лег на нижнюю кровать. Через пару минут на лестнице послышались шаги.
— Хилли?
— Да, пап? («Ну почему у меня такой визгливый голос?»)
— По-моему, я много раз просил тебя выключать телевизор, если ты его не смотришь.
— Да, пап.
— Спустись вниз и помоги мне полить мамин сад. Я думал, сегодня будет дождь, но похоже, что облака разнесло.
Хилли не решился спорить. Он ненавидел поливать сад матери, которая, по его мнению, развела слишком много цветов. Руби, их предыдущая домработница, категорически отказывалась даже близко к ним подходить. «Змеи любят прятаться в цветах», — говорила она.
Хилли надел тенниски и вышел наружу. Солнце уже поднялось довольно высоко и теперь яростно палило с высоты. Закрыв глаза от ослепительно-белого света, Хилли направил струю воды на клумбу с цветами, стараясь держать шланг как можно дальше от себя.
— А где твой велосипед? — спросил отец, возвращаясь из гаража.
— А? Я… — Сердце Хилли упало.
— Сколько раз я говорил тебе: ставь его в гараж? Давай сюда шланг, пойди и сию минуту забери его с заднего двора.
«Что-то не так», — подумала Харриет, спустившись утром на кухню. На матери была блузка, которую Шарлот обычно надевала в церковь, и она нетерпеливо мерила кухню шагами.
— Вот, — сказала Шарлот, ставя перед Харриет тарелку с холодным тостом и стакан с молоком. Ида стояла около раковины, повернувшись к Харриет спиной.
— Мы что, куда-то едем? — спросила Харриет.
— Нет, дорогая… — Мать говорила веселым тоном, но губы ее подергивались, а лицо было белым и напряженным. — Я просто подумала, что надо бы сегодня подняться и приготовить тебе завтрак, ты ведь не возражаешь?
Харриет оглянулась на Иду, но та молча продолжала вытирать раковину. Ее закаменевшие плечи ясно показывали: что-то было не так. «Что-то случилось с Эдди, — подумала Харриет, холодея, — Эдди в больнице…» Но она не успела спросить об этом — Ида слегка повернулась, и Харриет увидела, что та плачет.
Весь ужас последних часов навалился на Харриет: она подняла на мать испуганные глаза.
— А где Эдди? — спросила она.
Мать Харриет удивленно подняла брови.
— У себя дома, наверное, а что?
Тост был холодный и противный, но Харриет съела его без возражений и запила молоком. Мать смотрела, как она ест, положив подбородок на сложенные ладони.
— Вкусно? — спросила она.
— Да, мам.
Шарлот вздохнула, рассеянно поправила волосы, встала из-за стола и медленно направилась в гостиную.
— Ида! — громким шепотом позвала Харриет, как только они остались вдвоем.
Ида покачала головой и ничего не сказала. Ее лицо было бесстрастным, только в глубине глаз опять зрели большие прозрачные слезы. Она посмотрела на Харриет и подчеркнуто надменно отвернулась.
Харриет потрясенно глядела на широкую спину, на белые, перекрещенные на обширной талии лямки передника. На кухне стояла пронзительная тишина, только слышно было, как жужжала на стекле муха, как утробно и мерно урчал холодильник.
Вдруг Ида швырнула тряпку на стол и повернулась к Харриет.
— И зачем же ты на меня донесла? — спросила она яростным шепотом.
— Что ты хочешь сказать — донесла?
— Я-то всегда хорошо к тебе относилась. — Ида, гневно топая, прошла мимо нее, смахнула пылинку с подоконника и вернулась к раковине. — И зачем это тебе понадобилось доставлять мне неприятности?
— Ида! Да я никогда…
— Нет, ты донесла на меня своей матушке. И знаешь, что еще? — Харриет сжалась под ее холодным взглядом. — Ты донесла и на ту бедную женщину, которую теперь уволил мистер Халл. Да, можешь не спорить. — Ида повысила голос. — Мистер Клод приехал туда вчера на своей машине. Надо было слышать, как он разговаривал с бедняжкой Эсси — с собакой лучше говорят. Я все слышала, все соседи слышали!
— Да я вообще не…
— Посмотри на себя, — сквозь зубы процедила Ида, — тебе самой-то не стыдно? Зачем ты сказала мистеру Клоду, что Эсси решила их дом спалить? А затем тебе и этого мало стало, так ты домой отправилась, чтобы мамочке наябедничать, что я плохо вас кормлю!
— Я не доносила на Эсси! Это Хилли!
— Я не про него говорю. Я сейчас говорю про тебя.
— Наоборот, я ему говорила, чтобы он не ябедничал! Мы сидели у него в комнате, а она пришла и начала кричать…
— Ну да, а потом ты пришла домой да и сама наябедничала мамочке. Ты просто разозлилась, что я вчера ушла домой, а не сидела с вами до вечера и не рассказывала сказки.
— Ида! Ты же знаешь, как мама все путает. Я просто сказала…
— Я знаю, почему ты это сделала. Ты злишься, что я не сижу с вами с вечера до утра, жаря вам цыплят да болтая о всякой ерунде. А я, между прочим, убираю этот срач за всеми вами…
Ида сложила руки на груди и отвернулась, ясно давая понять, что разговор окончен, а подавленная Харриет вышла во двор. Солнце пекло, мухи жужжали около мусорного бака, больше никакого движения во дворе не было. С кухни не доносилось ни звука, а ставни на окнах материнской спальни были закрыты. Неужели она уволила Иду? Как ни странно, вопрос отозвался в сердце Харриет не болью, не тоской, а каким-то глухим удивлением.
«Надо собрать помидоров к обеду», — подумала Харриет, направляясь к маленькому огороду, который Ида развела вдоль одной из стен дома: всего лишь несколько квадратных метров земли, которые она засадила разнообразными овощами. Хотя Ида каждый день делала им с Алисон бутерброды с огурцами и помидорами, большую часть урожая она забирала домой. Там, где она жила, не было места для огорода. Каждый день Ида просила Харриет, в обмен на сказку или партию в шашки, помочь ей прополоть грядки или полить рассаду, но Харриет всегда отмахивалась от нее: она терпеть не могла копошиться в земле — сидеть нагнувшись под раскаленным солнцем и отмахиваться грязными руками от тучи мух и слепней. К тому же у нее потом чесались ладони от жестких, шершавых стеблей кабачков.
Ей вдруг стало стыдно за свой эгоизм. Ида работала от зари и дотемна, а чем она, Харриет, все время занималась?
Хорошие помидоры, Иде понравятся! Она сорвала еще пару перцев, несколько бамий и толстый блестящий баклажан — первый в этом сезоне. Сложив овощи в картонную коробку, она принялась за прополку, сжав зубы и стараясь не морщиться, когда попадались жгучие побеги крапивы. Осока резалась, крапива жглась, и вскоре руки Харриет были сплошь покрыты багровыми рубцами и цыпками. Прошлым летом Ида подарила ей красные садовые перчатки детского размера, но Харриет так ненавидела работу в саду, что никогда их не надевала. Теперь она со стыдом вспомнила их с Идой разговор. «А где те рукавички, что я тебе подарила? Ты потеряла их?» — грустно спросила Ида как-то вечером, сидя на крыльце. И когда Харриет стала громко возражать, Ида лишь покачала головой.