Она дошла до окраины города и повернула по гравиевой дороге в сторону складов и водонапорной башни. Она, собственно, не очень понимала, зачем идет туда и что будет делать, если ей повстречается ее враг, но решила и не думать об этом, просто смотрела себе под ноги на мокрый гравий и отстукивала в голове приятный ритмичный мотив.
Когда-то давно водонапорная башня обеспечивала водой паровозы, но сейчас Харриет даже не представляла, на что ее можно было использовать. Год назад они с одним приятелем, мальчиком по имени Дик Пиллоу, забрались на самый верх башни, чтобы посмотреть с высоты на окрестности. Ууу, как это было высоко, — им виден был практически весь штат, по крайней мере так им показалось. Вид города поразил ее количеством и разнообразием крыш — красных, зеленых, черных, серебряных, остроконечных и плоских, высоких и низких. Там были крыши из железа, из черепицы, шифера, рубероида, — город с высоты птичьего полета походил на фантастический коллаж, сооруженный из бумажных журавликов-оригами. Он был таким игрушечным, чистеньким и непривычным, как будто их занесло в Китай или Японию. А за городом, извиваясь, кралась река, как желтая змея, блестя на солнце своей покрытой рябью поверхностью.
Она тогда так увлеклась изучением пейзажа, что слишком мало внимания уделила собственно конструкции резервуара. Сколько Харриет ни пыталась, ей так и не удалось воссоздать в памяти, как все было устроено там, наверху, она только ясно помнила маленькую, врезанную в крышу дверь, которая открывалась на себя, как кухонный шкафчик. Сегодня ей предстояло разгадать еще одну загадку Дэнни Ратклиффа. Чем больше она думала о том, как он испуганно присел тогда на самом верху башни, оглядываясь по сторонам, будто хотел что-то скрыть или скрыться сам, тем больше уверялась в своем предположении, что, наверное, он что-то спрятал в башне. А что именно, она должна была выяснить незамедлительно, пока не началась школа и пока мать не увезла ее в распроклятый Нашвилль. Как странно, почему-то она все время вспоминала то мгновение, когда сканирующий окрестности взгляд Дэнни на секунду скрестился с ее взглядом и немедленно вспыхнул, как сигнальное зеркальце. А она ведь стояла тогда в кустах, так что видеть ее он точно не мог! И все же ее не оставляла уверенность, что он откуда-то знал, что она следит за ним. И что еще страннее («и грустнее», — вздохнув, сказала себе Харриет) — Дэнни Ратклифф был первым человеком за долгое время, который проявил к ней хоть какой-то интерес.
Харриет и не заметила, как подошла к башне. Она немного выждала, оглядываясь по сторонам и не решаясь приблизиться к ней. Нестройный хор кузнечиков оглушал; казалось, они чувствовали, что лето кончается и что скоро придет их смертный час, и хотели вдоволь наораться перед смертью. Харриет зябко поежилась, но потом тряхнула головой: «Нечего прохлаждаться, надо приниматься за дело!» Подойдя к самому основанию башни, она принялась за изучение конструкции.
Нижняя ступенька железной лестницы оказалась выше, чем помнилось Харриет. В тот раз она встала на плечи Дика, а потом Дик залез на сиденье велосипеда, чтобы забраться на лестницу следом за ней. Теперь же оказалось, что ей вообще не дотянуться до нижней ступеньки. Может быть, только очень высокий мужчина сумел бы ухватиться за нее, да и то пришлось бы подпрыгнуть. Что же делать? Сама водная цистерна стояла на металлических подпорках с овальными дырками, расположенными на расстоянии полуметра одна от другой. Соседние подпорки соединялись между собой двумя параллельными поперечными крепежами. С ближайшего к лестнице крепежа, наверное, можно дотянуться до нее. Всего-то и нужно — вскарабкаться по подпорке до поперечины и добраться до ее середины.
Харриет храбро подошла к подпорке и полезла вверх. Дырки были достаточно большие, и она могла просунуть в них носок кроссовки и зацепиться пальцами. Ползти было нелегко: за долгие годы службы подпорка покрылась толстым слоем ржавчины, которая сразу запачкала руки, колени и даже щеки Харриет. Хотя Харриет и не боялась высоты (она обожала лазать), сама подпорка была очень узкой и крайне неудобной для этой цели.
«Ну ладно, даже если я упаду, все равно не разобьюсь насмерть», — сказала себе Харриет. Откуда она только не падала (и не прыгала): с крыш домов и сараев, с высокой ветки орехового дерева, что росло во дворе у Эдди, с лесов на фасаде пресвитерианской церкви — и пока еще ничего себе не сломала. Но ей было страшно взбираться наверх среди безмолвия пустыря; любой порыв ветра или крик птицы заставлял ее вздрагивать и прижиматься щекой к металлической опоре, и только усилием воли Харриет заставляла себя не отрывать взгляда от ржавой балки, медленно двигающейся перед ее носом.
Постепенно ее руки стали уставать. Иногда, особенно когда она качалась на «тарзанке» или залезала на самую верхушку шведской стенки в гимнастическом зале, ей очень хотелось взять да и разжать пальцы: хотя бы на несколько секунд ощутить себя в свободном полете. Вот и сейчас она с трудом удерживала себя от того, чтобы броситься вниз. Ползти становилось все сложней, так как угол наклона опоры увеличивался. Чтобы отвлечься от ноющей боли в руках, Харриет повторяла старый стишок, который когда-то прочитала в детской книжке:
Жил на свете старый мистер Чень.
На голове носил корзину круглый день,
Тупыми ножницами мясо стриг
И палочками ел свой рис.
Она напрягла все силы, обхватила руками поперечную перекладину и закинула на нее ногу. Старый мистер Чень! В детстве эта картинка в книжке каждый раз пугала ее до полусмерти, особенно длинные ножницы с кривыми кончиками, которыми размахивал китаец. А чего стоила его цветная остроконечная шапка, редкие усики над раздвинутыми губами, узкие глаза китайского мандарина и хитрая, кровожадная, издевательская улыбочка…
Харриет подтянулась, легла на поперечную балку животом, потом оседлала ее и посмотрела вниз. Она забралась уже очень высоко, почти как тогда, в первом классе, когда обиделась на кого-то из домашних и очень быстро вскарабкалась на самую верхушку платана, росшего на участке какого-то старика прямо рядом с баптистской церковью. «Ну прямо как чертова белка!» — недовольно бормотал этот старик, когда ему пришлось приволочь к дереву самую высокую лестницу, чтобы снять ее с ветки.
Харриет медленно поднялась и, встав во весь рост, уцепилась руками за верхнюю поперечину. На трясущихся ногах она сделала несколько шагов по направлению к лестнице, быстро согнулась и схватилась за ступеньку. Ура, есть! Теперь самое сложное позади.
Тот старик давно умер — соседи судачили, что его зверски убили грабители, хотя что у него можно было украсть? Говорили, что они пятьдесят раз ударили его ножом и что соседи нашли его на следующий день, лежащего в луже уже подсохшей крови. А несколько лет спустя срубили и платан, теперь только засохший пень торчал на этом месте. Старик тогда крикнул ей испуганно: «Ты чья будешь?» — а потом признался, что когда услышал среди ветвей ее тоненькие, жалобные призывы: «Помогите! Помогите!», то подумал, что это душа умершей жены зовет его с неба. Все же он помог ей спуститься тогда и даже не настучал Эдди.
Держась за лестницу, Харриет на минуту закрыла глаза и позволила рукам слегка отдохнуть. Потом оглядела окрестности — ей показалось, что она парит над миром на воздушном шаре, такая красота и простор открывались вокруг. И город был таким же, как и год назад, — прямо как картинка из книжки про средневековые замки и окружающие их поселения. Харриет засмотрелась на далекие перспективы, но тут над башней пролетел кукурузник, затарахтев так, что Харриет в панике чуть не выпустила из рук железную ступеньку. Она быстро повернулась и торопливо полезла на вершину башни.