Молодая послушница, совсем не похожая на строгую жрицу, уселась
императору на колени, и тот немедленно обнял ее, забыв о борцах, продолжавших
битву в остатках жареного мяса и сбрасывающих со стола золотую и серебряную
посуду. Давленые яблоки и мокрый хлеб покрывали воинов с ног до головы. Они
дико хохотали, не переставая наносить друг другу удары, пока более жилистый
минотавр с кривым рогом не смог повалить противника на пол, раскидывая во все
стороны стулья с эмблемой боевого коня на спинке.
Зрители азартно делали ставки, швыряя монеты в шлемы
противников, положенные на дальнем конце стола. Из шлема потерпевшего поражение
деньги достанутся выигравшим за вычетом доли самого победителя.
Один из записных спорщиков в азарте наклонился слишком низко
к борющимся, за что немедленно получил в челюсть от одного из них.
Прикусив язык и забрызгав соседей кровью, пьяница отлетел в
угол.
Не переставая тискать послушницу, Арднор одобрительно
взревел, но тут взгляд минотавра неожиданно стал безумным. Он отбросил девушку
в сторону и резко вскочил на ноги. Гости ничего не замечали, пока Арднор не
ударил кулаком по столу с такой силой, что по доскам зазмеилась длинная
трещина.
— Вон! Все пошли прочь! Живо!
Минотавры замерли, не уверенные, что правильно поняли, но
взгляд налитых кровью глаз императора был более чем красноречив. Не прошло и
пары минут, как гости опрометью кинулись к дверям, стражники бросились
разнимать дерущихся и быстро вытолкали их взашей.
Но это не утихомирило Арднора. Подбежав к стражнику, он
ударил его кулаком в спину.
— Вон! Я сказал, убирайтесь все! И закройте за собой двери!
Оставшись один, император угрюмо воззрился на один из
гобеленов, забрызганный свежей кровью. Арднор с тихим рычанием смотрел на
изображение отца.
Хотак поставил ногу на грудь поверженного Рыцаря Нераки, а в
руках сжимал шлем. Гобелен сверкал золотым и серебряным шитьем. Автор намеренно
развернул голову императора таким образом, чтобы здоровый глаз Хотака пристально
смотрел на окружающих.
Брызги крови ползли по лицу отца как слезы и казались
хмельному Арднору немым укором, обращенным к нему.
— Я был твоим наследником! — крикнул он гобелену. — Я должен
был занять твое место! Как я старался быть полезным тебе!
Гобелен хранил молчание, приведшее Арднора в еще большую
ярость. Он в гневе метнулся к столу, сбрасывая кубки и блюда, разрывая в клочья
богатую скатерть. Он был императором вех минотавров, с его именем на устах в
бой шли легионы, гладиаторы бились на арене, Защитники железной рукой управляли
империей...
Арднор желал стать властелином с самого детства, сколько
себя помнил. Но теперь, добившись всего, император увидел, где лежит реальная
власть. Не во дворце, а в Храме. Именно оттуда приходили приказы, зачастую
подписанные его именем. Ему остались только почести, а власть над империей
принадлежала матери...
Фигура на гобелене, казалось, пристально смотрит на него.
Арднор не выдержал и собрался было сорвать ковер, но потом, тяжело вздохнув,
разжал пальцы.
Император медленно подхватил шлем и вышел из пиршественного
зала. Стража затаила дыхание, ожидая, на кого из них Арднор выплеснет
раздражение. Сегодня выбор пал на курьера, спешащего по коридору.
— Эй, ты там! Что ты здесь забыл? Или принес важные новости?
Посыльный склонил рога и рухнул на колени:
— Император, прибыло личное письмо для тебя!
Уши Арднора раздраженно дернулись.
— Хорошо. Ну, давай его скорей, глупец!
Путаясь в завязках сумки, посыльный вытащил клочок
пергамента, недавно доставленного почтовой птицей. Император сразу перевернул
послание и посмотрел на знак отправителя — сломанную секиру — затем осторожно
просмотрел.
— Разойдись! — приказал Арднор солдатам сквозь зубы, не
прерывая чтения.
«Славься Первый Защитник, Великий сын Верховной Жрицы,
Император из Императоров... — Список титулов занимал еще пару строчек. Хоть
Арднор и фыркнул презрительно, лесть была приятна. — Я, Генжин Эс-Джамак,
простой послушник, не достойный даже стоять в твоей тени, посылаю известие со
всей возможной поспешностью. Считаю своим долгом предупредить тебя...»
Глаза Арднора расширились. Он быстро просмотрел письмо до
конца и перечитал, багровея от гнева. Закончив, император разодрал пергамент на
клочки и, стараясь сдерживать эмоции, крикнул легионеров:
— Курьера, принесшего известие, ко мне! Пусть идет прямо в
мои палаты, для него будет готов ответ.
Солдат кинулся выполнять приказ, Арднор же поспешил к себе,
хищно улыбаясь. Мать хотела видеть его великим императором, так он им станет.
Он должен принять трудное, но такое необходимое для империи решение. Перед которым
даже слава отца — великого Хотака — померкнет и забудется.
Фарос медленно плыл по реке забытья. Как долго он лежал на
полу, ему было неизвестно.
Может, часы, может, дни... Одновременно его и тошнило, и
хотелось есть, а тело сгорало в огне. В животе пересыпались пески пустыни.
Ему снились сны... или кошмары. Последние были ужасней, чем
когда-либо, лица Пэга и Сахда все чаще сменялись оскаленной пастью Голгрина или
уже совсем непонятными мордами. Истощенные болезнью мертвецы медленно брели в
сером свете, не имея возможности прекратить мучения. Иногда Фаросу грезился
Нетхосак, в котором здания сгнили и обрушились, а по площадям в поисках мяса
скакали ужасные гулы.
Только одна мысль спасала его от полного безумия и власти
чумы — постоянно бормочущий в ушах голос, возвращавший к действительности.
«Еще ближе... ближе... осталась пара шагов... ты можешь...
несомненно, ты можешь...»
Голос был незнакомым, но кто посторонний мог очутиться в его
комнате? Ждать помощи неоткуда, все исполнили приказ и оставили Храм, полный
трупов и умирающих.
Фарос осознал, что лежит посреди комнаты, а ведь упал он у
самого входа. Значит, он ползет, только ему самому непонятно куда и зачем.
Впереди валялся меч, и Фарос потянулся к оружию, но между ними словно пролегла
вечность. Собрав остатки сил, минотавр прополз еще несколько дюймов.
От напряжения он тут же потерял сознание — немедленно
вернулись кошмары и бубнящий голос.