– Хороший мальчик, – растрогалась бабуля.
– Просто прелесть, – пробормотала писательница и развернула книжку, чтобы взглянуть на обложку.
На обложке был нарисован очень бледный, астенического телесложения брюнет со впалыми щеками и синюшными пятнами по всему организму. Ногти у него были длинные, загнутые, как у модной барышни, но с черной каемкой, как у сельского агронома, а сверкающие острые зубы радовали глаз белизной, хотя формой неприятно напоминали свисающие с крыши сосульки. Длинноватый левый клык был отчетливо запачкан чем-то красным.
– Прелесть, – убежденно повторила мамуля и хладнокровно продолжила чтение.
«Капризный парень, но уговорить его можно», – подумала Уля Блиндухова, положив телефонную трубку.
Она была довольна тем, как все складывается.
Во-первых, мужчина ее мечты оказался не кем-нибудь, а известным дизайнером. Сантехника или трамвайного кондуктора Уля с ее высокой самооценкой сочла бы неподходящим кавалером.
Во-вторых, у известного дизайнера было красивое и редкое имя – Казимир. Уля представила, как распорядитель церемонии вручения какой-нибудь престижной премии объявляет: «Казимир и Ульяна Кузнецовы!» – и решила, что это звучит замечательно.
В-третьих, телефонные переговоры с Казимиром увенчались успехом: пусть со второго раза, но он согласился с ней встретиться. На лодочной станции у озера! Так романтично!
В-четвертых, Уля уже успела пополнить свой гардероб яркой одежкой, которая гарантированно понравится дизайнеру Казимиру. Для начала совсем неплохо, не правда ли? А там, глядишь, симпатия распространится с отдельной вещи на Улю в целом!
Она умчалась на свидание в парке в приподнятом настроении и раньше времени.
Смеловский позвонил уже под вечер и не мне, а Трошкиной.
– Кузнецова, ты включила телефон? – прикрыв трубку ладошкой, спросила меня Алка. – Максим тебе не может дозвониться.
– Скажи ему, что я перезвоню через минуту! Только симку поменяю.
Вчера вечером я пущей секретности ради вытащила сим-карту из золотого телефона Лизоньки, и сам аппарат оставила дома, а симку принесла с собой на работу в кошельке для мелочи. Я думала, что найду время изучить телефонную книжку абонента и списки входящих и исходящих звонков, а также почитать сообщения, но промахнулась. Ничего такого на симке просто не было.
– Темная ты, Инка! – снисходительно обругал меня Эндрю, к которому я смиренно обратилась за технической помощью. – В современных телефонах, особенно смартфонах, эти данные не записываются на сим-карту. Они хранятся в памяти телефона, поскольку сим-карта жестко ограничивает формат и объем хранимых на ней данных.
Объяснение я без труда поняла и с сожалением приняла, а поменять чужую симку на свою родную просто забыла, так что пропустила несколько звонков. Кроме Максима со мной пытались связаться Зяма, Денис и Владимир Леонидович из банка, но Смеловский был настойчивее всех. Или сообразительнее, раз додумался найти меня через Трошкину.
– Записывай! – сказал он, когда я ему перезвонила. – Владелец интересующего тебя телефонного номера – Поливанко Михаил Сергеевич. Паспортные данные нужны?
– Не помешают, но лучше не под запись, а эсэмэсочкой, чтобы я ничего не перепутала, – попросила я. – Спасибо тебе, Максик! Сейчас схожу к бухгалтеру и вытрясу для тебя аванс.
– Итак, теперь мы знаем, кто прислал бедной Лизе пугающие картинки мужика с ведром, – сообщила я Трошкиной, вытащив ее из офиса под предлогом необходимости вымыть кофейные чашки. – Это некий Михаил Сергеевич Поливанко. Год рождения – восьмидесятый, адрес по прописке – улица Голенко, шесть.
– Я знаю, где улица Голенко! – встрепенулась Алка. – Это там, где станция юных туристов, помнишь, мы ходили туда классе в четвертом или пятом?
Я кивнула. Никогда не забуду тот единственный поход, в который мы с Трошкиной сходили вместе с юными туристами! Тогда я натерла ноги кроссовками, а Алка – плечи лямками рюкзака, и обе мы получили расстройство желудка от сырой речной воды. В результате вечером, когда более крепкие телом и духом туристы громким хором пели песни у костра, мы с Трошкиной тихим дуэтом сидели в темных кустиках с большим запасом лопухов вместо туалетной бумаги.
– Сходим сейчас? – спросила Алка.
– В поход?! – ужаснулась я.
– Да нет же, на улицу Голенко, шесть! Пять минут ходу от нашей старой школы, запросто можем после работы заскочить! – самозванный детектив Трошкина преисполнилась энтузиазма.
– Зачем же после работы? Давай лучше вместо работы, – ввела поправочку я. – Скажем Броничу, что поехали в банк, а с Владимиром Леонидовичем все решим по телефону. Идет?
– Идем!
И мы пошли.
Улица комиссара Голенко – до революции Ремесленная – расположена в старом квартале в двух шагах от центра города, но в весеннюю распутицу эти два шага желательно делать в резиновых сапогах. Трошкина быстро промочила лапки и больше не горела желанием продолжать детективную деятельность, но я уже настроилась на расследование и не хотела отступать. Тем более что успела придумать простой и надежный способ получения информации о гражданине Поливанко от его соседей.
Идею мне подсказал одинокий плакат на заборе. Он призывал сознательных граждан на выборы депутатов городской Думы. Под призывом скупыми штрихами и скудными красками был нарисован длинный темный тоннель, в конце которого ослепительно сиял узнаваемый силуэт старинного особняка купца первой гильдии Петрова-Расторгуева, в котором ныне гнездятся наши местные законотворцы.
– Полагаю, художник хотел сказать, что Гордума – это свет в конце туннеля, но у меня лично эта картинка ассоциируется с выражением «Наше дело – труба!» – высказалась Трошкина, пока я задумчиво созерцала плакат.
– Сколько людей, столько и мнений, – ответила я. – На том мы и сыграем!
– На чем?
– На разнице потенциалов.
– На чем, на чем?!
– Сейчас объясню.
Я остановилась напротив дома номер шесть по Голенко и присмотрелась к этому зданию и соседним с ним строениям.
– Дом номер шесть ничего особенного из себя не представляет, так? Небольшой, одноэтажный, но добротный, крышу явно недавно перекрывали, вон, ондулин положили турецкий, синенький. Забор металлический, тоже синий, и краска нигде не облупилась. А рядом что?
– А рядом двухэтажный особняк из точеного кирпича, крыша черепичная, забор трехметровый, каменный, – добросовестно перечислила стати соседнего здания Алка.
– Это справа, а слева?
– А слева сараюшка-развалюшка, сама хата саманная, крыша шиферная, замшелая, вместо забора плетень, в котором колья кренятся как пьяные!
– Во-о-от! А посмотри на штакетник между шестым домом и этой хатой. Видишь, как затейливо он тянется – крутой волной в обход яблони? О чем это говорит?