«Теперь останавливать его поздно, пусть делает, что хочет…»
— отрешённо подумал Фарос.
Он вернулся назад, размышляя, сможет ли во время неразберихи
и паники пробраться в хижину с припасами. Затем, сплюнув, кинулся обратно, к
стуку и грохоту.
Грому удалось размолотить задвижку, но цепь никак не хотела
поддаваться ударам дубины. Сын жреца яростно бил по ней снова и снова, только
создавая бесполезный шум и тратя силы. Презрительно фыркнув, Фарос отшвырнул
его в сторону и, вложив меч в ножны, принялся за дело сам. Он набросился на
цепь с такой яростью, что у стоящего рядом Грома от изумления отвисла челюсть.
Изнутри загон трясли и раскачивали проснувшиеся рабы, умоляя
не бросать их и довести дело до конца. Цепь не поддавалась, силы Фароса начали
понемногу иссякать, но он бил и бил, впав в своеобразный транс. Наконец от
последнего удара звенья не выдержали и разлетелись на куски, освобождая створки
дверей.
Поток рабов едва не сшиб Фароса на землю, так много
минотавров одновременно рванулось наружу. Некоторые со всех ног бросались в
темноту, другие окружали Фароса с Громом и благодарили за освобождение.
— Бегите! — закричал юноша. — Бегите же, глупцы!
Теперь рабы порскнули во всех направлениях. Гром кричал им
вслед, чтобы они поворачивали на юг, где можно верней всего выжить, но немногие
слышали его.
Шары факелов, заплясавшие в темноте, известили о появлении
первых встревоженных стражей. Фарос улыбнулся: пусть теперь побегают за всеми
рабами сразу… Значит, время у них ещё есть.
— А другие загоны? — спросил Гром.
— Поздно… туда мы уже не успеем…
Гром не мог не согласиться — со всех сторон к загонам
неслись надсмотрщики, несколько стражей кинулись проверять так нужные им
припасы. Убедившись, что все цело, они побежали помогать остальным, оставив
хижину без охраны. Вопли и крики неслись отовсюду, отражаясь эхом. Можно было
только удивляться, как вообще эта бредовая затея Грома сработала…
Посматривая через плечо, Фарос заметил нескольких рабов,
украдкой следовавших за ними, и немедленно подозвал их, чтоб Гром помог
разломать цепи.
Добравшись до склада, юноша навалился на дверь и мощным
ударом плеча вышиб её.
— Идите внутрь и наберите еды так много, сколько сможете
унести, — приказал он.
Издалека все отчётливей доносился знакомый рёв — Сахд
распекал всех налево и направо. Глаза Фароса ярко заблестели.
— Быстрее, быстрее, — подгонял Гром рабов, снующих внутрь и
обратно. — Все, больше взять не можем, Фарос!
— Тогда быстрей отступаем в холмы!
Они пустились в обратный путь. Юноша нетерпеливо поглядывал
по сторонам, в надежде встретить и убить ещё одного людоеда. Но выпущенные на
свободу рабы создали слишком большой переполох, оттянув на себя основные силы
надсмотрщиков. Никто так и не испытал на себе ярость его жаждущего крови меча.
— Шевелись, Фарос, не отставай!
Они пронеслись по мосту и быстро углубились в тёмные скалы,
где чувствовали себя уже почти как дома. Шум в потревоженном лагере долго не
стихал, но на этот раз Фарос ликовал — ему не только удалось опустошить
кладовую Сахда, как и задумывалось, но и освободить рабов, которые скажут своё
слово в общем беспорядке. Пусть их ждёт незавидная судьба, но всё, что для
Фароса имело сейчас значение — новый удар по своему прежнему мучителю.
Он ещё вернётся в лагерь, теперь Фарос в этом не сомневался.
Его целиком затопило страстное желание уничтожить Сахда, и юноша был намерен
выполнить его, даже ценой собственной гибели или смерти всех, кто будет иметь
достаточно глупости, чтобы последовать за ним…
Императрица и верховная жрица Нефера плыла через покои
дворца, не обращая внимания на поклоны и комплименты встреченных придворных: в
её глазах все эти подхалимы были лишь жалкими смертными оболочками, не стоящими
даже её ногтя.
«Хорошо бы все они умерли, принеся мне дополнительную силу»,
— все чаще и чаще думалось ей.
За идущей жрицей вился длинный хвост призраков, невидимых
для простых смертных. Призрачная свита смешивалась с живыми, но пролетала
сквозь них без всякого труда. Может, иногда лакей или стражник вдруг начинали
дрожать и оглядываться через плечо, но никто не знал, что их так напугало.
Пламя факелов и люстр на её пути колебалось, ведь огонь гораздо чувствительнее
живых существ.
Нефера с усмешкой смотрела на барельефы, изображавшие столетние
пути императоров, их победы и поражения. Они, как и статуи чемпионов Арены,
развлекали её не меньше, чем наивная лесть придворных. Никто из них, даже
сидящий Амбеутин с секирой на коленях или её воинственный муженёк Хотак, не
понимал истинного значения власти. Для них сила находится в мече или секире…
И только она, леди Нефера, после стольких лет постижения и
молитв, знала истину!
Один из лизоблюдов мужа подошёл к ней и поклонился, но
весьма сдержанно. Выражение лица капитана Дулба говорило о крайней
почтительности, но жрица легко прочла в глубине глаз страх и недоверие. Тогда
она так пристально посмотрел на него, обволакивая глубиной своих чёрных
зрачков, что Дулб не сразу опомнился и смог собраться с мыслями:
— Ми… миледи, император будет очень доволен, что вы
вернулись…
— Так мило с твоей стороны заметить это, — насмешливо
бросила Нефера.
— Верю, что теперь вы будете чаще радовать нас своей
красотой, — выдавил комплимент Дулб.
Вокруг Неферы призраки пришли в волнение, ощутив растущую
враждебность офицера.
— Я тоже на это надеюсь. — Императрица, зашелестев платьем,
двинулась мимо капитана, хорошо зная, что он будет сверлить её ненавидящим
взглядом весь путь в зал планирования. Никто не сообщил Нефере, где сейчас
находится император Хотак, да ей это и не было нужно — верховная жрица и так
прекрасно это знала. Она вообще знала о дворце все.
Легионеры у дверей вытянулись и распахнули створки, и Нефера
тихо вошла в зал как раз в тот момент, когда Куан Эс-Келкос, глава Торговой
Лиги, грохотал:
— …и если бы вы могли обдумать своё решение снова, мой
император! О своей стеснённости говорят во многих городах!
Хотак задумчиво склонился над одной из своих прекрасных
карт, и Нефера увидела, как он подвинул длинным дубовым стеком фигурку
раскрашенного воина из Митаса к берегам Ансалона.