Голгрин махнул рукой, приказывая своей свите остановиться, и
шагнул вперёд, приблизившись к дальнему концу залы, где стоял высокий,
увенчанный звездой каменный трон Великого Кхана. Навстречу ему рванулось
крылатое животное, гневно выпуская когти и щёлкая клювом — казалось, ожил один
из барельефов столицы. Крылья грифона были подрезаны, и он не мог подняться в
воздух, но, по крайней мере, он громким клёкотом оповестил о приближении
Голгрина. Надсмотрщик немедленно хлестнул его, заставляя замолчать, и
поклонился великому лорду.
Выпустив последнее колечко ароматного дыма, Великий Кхан
Керна, Заранг И`Уркарун Драгон — Заранг Великий Дракон, — опёрся на подушки и
посмотрел на своего верного слугу. В его налитых кровью глазах плескалась
ярость, и, ощутив изменения в атмосфере пира, эльф-лирник смолк, постаравшись
отступить в угол на всю длину цепи. Хозяева бараки прыгнули в круг и, надев
стальные перчатки Рыцарей Нераки, спешно загнали своих питомцев в клетки,
прекратив писк и шипение.
Зал впервые обратил на Голгрина внимание, глядя со смесью
интереса, презрения и опасливого уважения.
Тот опустился на одно колено, но не отвёл глаз под
пронзительным взглядом Великого Кхана. Заранг не выдержал первым, дрогнув и
заморгав водянистыми глазами. И только тогда Голгрин начал зачитывать
официальные поздравления и восхваления повелителю Керна. Закончив, он
немедленно вскочил на ноги, чем нарушил ещё одну древнюю традицию.
Заранг снова затянулся ароматным дымом и широко улыбнулся;
его клыки были не только подточены, но и заострены так, что он легко мог
перекусывать любую кость — Великий Кхан любил откусывать у провинившихся
пальцы, чтобы затем накормить ими любимую птичку.
— Юроок ки ифана и`Голгрени, — произнёс Заранг, откладывая
трубку и снова небрежно откидываясь на подушки, — Голгрин мог сколько угодно
стоять в его присутствии, но Великий Кхан легко докажет, насколько он презирает
подобную неучтивость.
Великий Лорд в свою очередь не произнёс никаких слов
благодарности в ответ на похвалу Заранга, лишь щёлкнул пальцами, и свита
немедленно подтащила тяжёлые сундуки с добычей. Пирующие вынуждены были
разойтись подальше, уступая место шести огромным ящикам, тяжело бухнувшимся на
пол.
Жадность победила страх и ненависть. Заранг, блеснув золотом
на своей драгоценной мантии, вырвал палку погонщика у одного из хозяев бараки и
нетерпеливо ударил по крышке ближайшего сундука. Людоед из его личной стражи
выступил вперёд с поднятым топором, но Голгрин в мгновение ока выхватил оружие
и сам обрушил сильный удар на крепкие запоры.
Заранг алчно распахнул крышку — светлая сталь жарко
заблестела в свете факелов. В сундуке лежали драгоценные кубки и оружие,
переливались монеты и сверкали искрящиеся камни. Голгрин одну за другой откинул
остальные крышки, являя всем невиданное богатство, плод его хитроумной
политики. Почти все сундуки были забиты сталью, но попадались и драгоценные
ткани вперемешку с редкими металлами.
С жадным хрюканьем наклонившись вперёд, пузатый Заранг
вытащил одно из лезвий, высоко подняв, чтобы все могли оценить мастерство
кузнеца.
— Игран ки верата и`Нераки? — спросил Кхан. — Ф`хан?
Великий Лорд медленно повернулся к своим воинам и сделал
знак тем, кто наблюдал за заключёнными. Стражи немедленно вытолкнули вперёд
рыцаря с тонкими чертами лица и аккуратно подстриженными волосами, лишившегося
уже одного глаза, когда он пробовал показать характер. Голгрин ударил раба по
спине, так что мужчина кубарем влетел в круг, где недавно бились, бараки, прямо
под ноги Великому Кхану.
Свита немедленно взорвалась возбуждёнными азартными криками.
— Ф`хан! Ф`хан! — неслось отовсюду.
Заранг медленно шагнул вперёд, тряся двойным подбородком. Он
усмехался, подбадривая кричащих резкими жестами. Рыцарь же безучастно стоял в
круге, ёжась от криков, но не обращая ни на кого внимания.
Почуявший кровь грифон забился на возвышении и хрипло заорал.
Его крик подхватила красная птица, любительница пальцев. Но их хищные вопли
бледнели по сравнению с рёвом, вырвавшимся из десятков людоедских глоток. В
круг полетели разные монеты, ставки делались с ужасающей скоростью. Подражая
эрдам, людоеды предпочитали заключать пари с большим количеством оговорок,
таких как: на каком ударе падёт жертва, в какое именно место, на что именно
будет похож предсмертный крик… Ставки принимались любые.
Когда возбуждение достигло апогея, Заранг вскинул стальное
лезвие над головой, нежась в льстивых словах, льющихся со всех сторон. Голгрин
стоял рядом с бесстрастным лицом, лишь прикрывая веками горящие глаза.
Великий Кхан широко размахнулся.
— Ф`хан! Ф`хан! Ф`хан не Нераки! — вопили, надрываясь,
кутилы.
Лезвие вошло ровно между лопаток — одетый в грязные лохмотья
рыцарь не имел никакой защиты, кроме собственной кожи.
Широкой струёй брызнула кровь, мужчина, закричав, рухнул на
пол, извиваясь на мраморных плитах, но не умирая.
Заранг снова размахнулся и ударил изо всех сил.
Меч рассёк плечо рыцаря, почти отрубив левую руку и глубоко
уйдя в тело. Человек перестал извиваться, но грудь его судорожно вздымалась, не
оставляя сомнений в том, что рыцарь жив.
Снова зазвенели монеты — спешно заключались новые ставки.
Заранг, Великий Кхан Керна, посмотрел на Голгрина почти с детской обидой, а
затем ударил вновь, перерубив рыцарю шею.
Теперь раб дёрнулся и наконец-то умер, и пока подхалимы со
всех сторон восхищались мастерством повелителя, тот отряхнул капли крови с
мантии и высокомерно отказался от меча.
— Джаракх и и`Нераки геа а`ф`хан! А`ф`хан, и`Голгрени! —
прохрюкал Заранг, указывая на изрубленную плоть.
Великий Лорд сердечно улыбнулся, и только глаза выдавали его
истинные эмоции.
— А`ф`хан? Не ки, не ки… — С горящим от стыда лицом он
принял отвергнутый клинок и повернулся к своей свите.
Не успел Голгрин ничего произнести, как к нему вытолкнули
ещё одного рыцаря и тощего эльфа, почти такого же бледного, как и лирник.
Лезвие мелькнуло размытой дугой… раз, другой.
Голгрин высоко поднял отрубленную голову рыцаря, а затем
подхватил вторую подкатившуюся — эльфийскую. В наступившей тишине он шагнул в
сторону, усмехнулся и бросил клинок в сундук с ценностями, после чего
продемонстрировал трофеи Зарангу так, чтобы все могли оценить чистоту среза.
— Не а`ф`хан и керак, и`Заранги, — вежливо заметил он.