— Тащите его сюда, — прошептал Фарос Грому. — Валун! Держи
этот факел высоко, но подальше от своей башки!
На расстоянии любой из минотавров мог сойти за
часового-людоеда, но осветить лицо и рога значило немедленно выдать себя. Гром
проверил стражника.
— Сдох, — констатировал он.
— Хорошо, тогда поторопимся…
Они оттащили тело за кучу камней, а затем вновь вернулись в
лагерь, пригибаясь и осторожно перебегая от стены к стене. Важно было не
напороться на нового стража, но, прокрадываясь мимо загона с мередрейками,
беглецы услышали, как одна тварь проснулась и угрожающе зашипела. Минотавры
замерли, пережидая, пока зверь успокоится и снова заснёт. Гигантские рептилии
были непревзойдёнными ищейками днём, но холодный воздух ночи делал их вялыми и
ленивыми.
Фарос подозвал Грома, и они приблизились к хижинам, в
которых громко храпели стражи. Минотавры удвоили осторожность, ибо пробуждение
любого людоеда означало для них немедленную смерть. Продвинувшись дальше, Фарос
жестом указал на темнеющий силуэт, возле которого стояли на страже два людоеда
с факелами. Они лениво смотрели в темноту, уверенные, что не найдётся безумца,
который бы решился что-либо украсть у Сахда.
Именно на это Фарос и рассчитывал. Внезапно крадущиеся рабы
услышали странный стон, раздающийся откуда-то из темноты.
— Стой… — начал Фарос, но Гром, не слушая его, исчез в том
направлении. Постояв мгновение в одиночестве, юноша последовал за ним. Стон шёл
не из рабских бараков, а из самого центра лагеря. Минотавр ощутил, как мех на
его загривке поднимается дыбом, а мускулы рук и ног напряглись так, что едва не
лопнули — ему очень не хотелось вновь идти к этому месту.
В полутьме проступили контуры ужасного устройства, похожего
на цветок с пятью лепестками. «Лепестки» отходили от высокого стебля — один
вертикально, остальные — под разными углами. За «цветком» слабо виднелись
силуэты ещё двух подобных устройств. Сверху раздавался тихий стон. На «цветках»
висели распятые рабы, притянутые к «лепесткам» за разведённые в стороны руки и
ноги, так что их тела в напряжении выгибались. Сахд мог направлять «лепестки»
по своему усмотрению с помощью систем гирь и противовесов. В основном
провинившемуся приходилось держать весь вес своего тела на пальцах рук или ног.
Минотавры, перестав мучиться от жары, теперь дрожали от холода.
…Ко второму дню наказания Фарос уже мог ощутить каждую каплю
крови, которые очень медленно перемещалась по венам, но он не мог даже
пошевелиться — ведь если ослабить мускулы, то запросто можно сломать
позвоночник…
Фаросу довелось три дня провести в таком «цветке» только за
то, что, выбравшись из тьмы шахты и ничего не видя в ярком свете, он случайно
толкнул одного из надсмотрщиков.
— Я помню… — прошептал Гром. — Вон того повесили за три дня
до нашего побега, бедняга недостаточно низко поклонился проходящему Сахду… Не
думал, что он протянет так долго…
— У нас нет времени осматривать тут каждый уголок! Пошли!
— Саргоннас всегда учил вместе выступать против тех, кто
угнетал нас! — Упрямый Гром начал пробираться ближе к тросам и, к ярости
Фароса, попытался привести в ход устройство, натягивающее блоки. Блоки
поскрипывали, в ночной тишине этот звук казался оглушительным. Фарос
предупреждающе положил руку на плечо Грома, но тот сбросил её, продолжая
ослаблять натяжение «лепестков». Стоны прекратились, но минотавр упорно крутил
ручку, опуская тело к земле. Внезапно шкивы громко заскрипели.
— Брось немедленно! — выдохнул сквозь сжатые зубы Фарос.
Гром, не отвечая, работал все быстрее, пока не опустил всех
троих, Фаросу ничего не оставалось, как, выругавшись вполголоса, прийти тому на
помощь. Они вытаскивали из ужасного механизма неподвижные тела, когда один из
рабов дёрнулся.
— Он всё ещё дышит, Фарос!
— И если мы собираемся заниматься тем же, надо скорее делать
дело и убираться отсюда, пока не проснулись людоеды!
— Я не пойду без него.
Фарос стиснул зубы:
— Отлично. Тогда он полностью в твоих руках!
Они потащили тело к краю лагеря, когда раб вновь громко
застонал. Фарос прошептал проклятие, поскольку услышал невдалеке обеспокоенное
рычание двух людоедов. Они дёрнулись к загонам, спеша укрыться за стеной… и
напоролись на других стражников, идущих с обходом.
Один из людоедов замахнулся дубиной, и Фарос спешно отбросил
тело раненого, поднимая своё оружие. Они закружились на песке возле загона, не
решаясь нанести первый удар. Второй стражник успел ударить замешкавшегося Грома
в плечо, отчего тот глухо застонал. Фарос молнией кинулся к противнику и вывернул
ему руку с оружием, пробуя вырвать дубину, но людоед оказался крепким орешком.
Он клацнул острыми клыками у горла Фароса, промахнулся, но от крепкого запаха
из его рта у юноши навернулись слёзы. Внезапно сквозь щели в стене загона
высунулось множество рук, которые начали хватать людоеда за одежду, горло,
руки, прижимая того к стене. Фарос воспользовался возможностью и сорвал с пояса
стража длинный нож. Тот зарычал, неуклюже пробуя взмахнуть дубиной, но Фарос
уже вонзил ему металл между рёбер. Жажда крови накрыла минотавра с головой; он
навалился на врага всем телом, лихорадочно расширяя рану, чтобы она точно
оказалась смертельной.
Стражник захрипел и сполз в лужу собственной крови к ногам
Фароса, внутри загона гомонили возбуждённые рабы. Юноша оглянулся и, увидев,
что у Грома дело плохо, кинулся на выручку.
Тот безрезультатно пытался увернуться от сыплющегося на него
града ударов. Переведя дух, второй стражник громко взревел, сообщая спящему
лагерю об опасности. Он обернулся назад слишком поздно, чтобы блокировать удар
Фароса. В минотавре осталось не так много веса, и сбить людоеда с ног у него не
получилось, но тут Гром из последних сил прыгнул тому на плечи. Они повалились
на землю, и Фарос не раздумывая точным ударом вскрыл стражнику горло, наслаждаясь
конвульсиями врага.
Гром немедленно кинулся к брошенному минотавру и через
мгновение разочарованно поднялся:
— Умер… Слишком много выпало на его долю за последние дни…
…В те три дня и он был уверен, что непременно погибнет.
Когда его спустили вниз и, с разрешения Сахда, дали воды, Фарос был жестоко
разочарован, что все ещё находится на этом свете. По крайней мере, если бы он
был мёртв, ему уже не надо было бы бояться новых издевательств надсмотрщика…
— Ты должен был понять это сразу, — бросил Фарос. — Теперь у
нас почти не осталось времени…