[Голово]ломка - читать онлайн книгу. Автор: Александр Гаррос, Алексей Евдокимов cтр.№ 21

— Ну ты попа-ал, — в обалдении, причем, безусловно, приятном, восхищенном, пожалуй, протянул охранник Сергей Гимнюк, — ну ты, бля, кекс, попа-а-ал!…

Он был до странности мало похож сейчас на всегдашнего себя, этот неукоснительно и безукоризненно корректный и исполнительный охранник — если б Вадим был еще в состоянии удивляться, он, вероятно, удивился бы у себя на полу. Последовательная трансформация произошла с Сергеем Гимнюком при виде взломанной двери на черную лестницу; возмущенно отворотившего пакеты свои от творящегося безобразия горизонтального, изрядно расхристанного Андрея Владленовича; аннексировавших полкухни свиней, рыб, горошков, перцев, помидоров и кукуруз; утомленно привалившегося к стеночке под сдвинутым зачем-то суперхолодильником забывчивого сотрудника Аплетаева… — при виде, анализе, складывании фактов и получении единственно верного результата. Поначалу охранник Гимнюк сделался встревожен, совершил ряд хаотических перемещений из тамбура в кухню и обратно (шпанистое лицо его, очевидно, даже помимо воли обладателя приобрело естественное для себя выражение класса «а ты че?»), побуксовал в банках, сконцентрировался на Вадиме, проницательно вперился, на глазах наливаясь праведной непримиримостью и решимостью быстро и точно отправить профессиональную функцию. Начал уже и отправлять, произвел необходимое предварительное действие — лапнул уоки-токи… Когда вдруг, словно стряхивая наваждение и отказываясь верить в подобную чепуху, действительно чуть дернул шеей — и неуверенно улыбнулся. Зенки Гимнюка, утратив невменяемую тусклость старой латуни, блеснули всамделишним аргентумом девятисотой пробы.

— Это, — едва слышно, боясь спугнуть зазевавшееся счастье, он сделал головой движение в сторону тамбура, — ты его?…

Антеннка рации почесала прыщ на крыле охранникова носа, поколебалась, прицелилась в холодильник:

— Ты че — туда его хотел?!

То ли нелепость подобного предположения (как будто могущая скомпрометировать его даже на фоне опакеченного жмурика) заставила Вадима воспротестовать, то ли бессмысленность всякого молчания и запирательств была слишком очевидной, то ли кто-то внутри уже начал репетировать признание неизбежному всепонимающему следователю — но уже минут через пять Гимнюк более-менее вник в ситуацию. С каждой из этих минут он становился все возбужденнее, все острее блестел зенками, все энергичнее ласкал демократизатор — а в итоге в восхищенном обалдении протянул:

— Ну ты попа-ал! Ну ты бля, кекс, попа-а-ал!…

Гимнюк в этот момент смахивал на человека, который очень долго пытался втолковать окружающим нечто, по его мнению, самоочевидное, а от него отмахивались, снисходительно пренебрегали, игнорировали. И вот внезапно правота его убедительно продемонстрирована, неопровержимо доказана всем. И самое сладкое — слава, почести, признание, — только начинается… Гимнюк поискал, куда бы присесть, счел достойным краешек разделочного стола и примостился бочком. Похоже было, что ему страшно хочется закурить толстую гаванскую сигару, пригубить рюмку многолетнего коньяку и скрестить руки на груди.

— Ты, ваще, сечешь, что это чисто умышленное? — поинтересовался он воспитательским, сожалеюще-осуждающим тоном. — Что это чисто десятка? А может, и пятнарик? — он кратко прислушался к себе и подтвердил: — Точно пятнаха. Сто пудов. Тебе — по полной впаяют. На всю катушку. Тебе еще с отягчающими оформят. Ты, ваще, рубишь, кто Воронин — Самому? Он же на дочке его женат! Сам свои ментовские связи напряжет — и ты по максимуму мотать пойдешь! Но ты не парься. Тебе весь срок все равно зону не топтать. Потому что Сам свои бандитские связи напряжет — и тебя там по-быстрому на хуй зачморят. С тобой в первый же день знаешь что сделают? В капэзэ еще? Тебя, бля, так пропишут! Отпидарасят тебя. Отпетушат. В жопу выебут. Всасываешь? Ты в курсе, что такое «парафин»? Это когда тебе болтом по губам проведут — и после этого ты будешь по жизни опущенный. По жизни петух. После этого тебя все кому не лень ебать будут. Каждый день. И пиздить. Тебя так будут пиздить!… — он, не находя слов, потрясенно закатил глаза. — Вот я служил. Я видел, как некоторых пиздят. Типа таких вот, — он повел подбородком в вадимову сторону. — Я знаю, как по-настоящему чморят. Как из человека говно делают. Полное говно. Это ты тут типа с понтами, типа там в банке работаешь, пресс-служба, хуе-мое. Типа умный там, слова всякие знаешь, в институтах учился. Баб ебешь… На флоте это всем глубоко по хуй. Там ты понты и институты свои вместе с соплями сожрал бы. Там бы ты сам бабой стал. Там бы тебя все ебали. Там бы из тебя сразу мясо сделали. Еще в учебке. Но это — на флоте. А тебе ведь не флот, тебе зона светит.

Гимнюк замолчал, не считая, видимо, нужным добавлять что-то к последнему, и так говорящему все за себя, обжалованию не подлежащему подлежащему. Глубокомысленный взгляд его, минуя Вадима, ушел косо вниз, левая бровь поднялась и опустилась молотком аукциониста, рубящего: «продано!», губы сложились прокураторской складкой. Правая снова взялась за рацию и донесла ее примерно до подбородка.

— Ну че, бля, — вернувшийся к Вадиму взор не лишен был фаталистической грусти, — с вещами на выход…

Однако до рта коммуникационная коробочка так и не доползла. Будто бы озарение посетило вдруг охранника Гимнюка, будто бы ситуация повернулась к нему каким-то неожиданным и чрезвычайно любопытным боком. Он, прицениваясь, просканировал будущего парафина с ног до головы и опустил уоки-токи (не в том, конечно,окказиональном смысле опустил, что вкладывал в оный глагол обычно сам Гимнюк, а в общеупотребительном).

— А хочешь прикол? — охранник подался вперед, опершись локтем о колено, уставился на Вадима исподлобья — и тот опять увидел сразу за светлыми радужками ледяную стену, — реальный прикол? Вот я — чисто если б мне надо было… Я ведь мог бы тебя отмазать. Че смотришь? В натуре мог бы. Как Воронин в здание заходил — я один видел. Федя, ну, напарник мой (это именно он, лысеющий незлобивый средних лет мужик выдавал Вадиму ключ, сочувственно хмыкая на вранье о неурочной работе), как раз в задней комнате сидел. А сейчас, — Гимнюк глянул на часы, — минут может через пятнадцать, он вообще свалит по-тихому. Где-то на полчаса. Стрела у него там какая-то… Просил не говорить, конечно, нам запрещено так с поста линять. Ну, вечер, праздники, все дела, кто будет проверять? А если что, я скажу, типа в гальюн вышел… Так если б я захотел, — Гимнюк, как во время препирательств на вахте, почти заискивающе не отрывался от вадимовых глаз, — я б мог сигнализацию отключить и ключ от черного хода тебе дать. Че, камеры? Это вообще хуйня. Я, — он для наглядности ткнул себя антенной в грудь, — знаю, как это делается. Камеры — они только на движение включаются. Я в этих делах разбираюсь. Все камеры на один диск пишут. Я на него без проблем залезть могу. Вот в главном здании, у них бабки хранятся — там такая система стоит, без трех кодов доступа хуй влезешь. А у нас — фуфло полное. Кому вас, козлов, сторожить надо… Так что я этого твоего Воронина просто стереть мог бы. Это сколько выходит, — Гимнюк, прищурившись, прикинул, — наружная у входа раз, внутренняя в холле два, на вашем ебаном этаже — три. Ну и черный ход, через который ты его грузить будешь… Как нехуй, — он пренебрежительно скривился, — втаптываешь?