— Серьезно? Китайская мафия и сюда достает?
Да Роза только хмыкнул.
— Чего стоит мафия, которая проходит мимо такого золотого дна?!
Следующим утром Уилсон шел в лавку Большого Пинга. В руках у него была карта, нарисованная бельгийцем-алкоголиком, который заправлял делами во дворце Лубумбаши. Однако и карта не облегчала поиски. У многих улиц не было имен, у большинства домов — номеров. Обращаться к прохожим Уилсон не рискнул. Хотя его французского было достаточно для простого вопроса, если Да Роза не врал про китайца, то спрашивать: «Как пройти к Большому Пингу?» — все равно что в свое время интересоваться в Чикаго, где живет Аль Капоне.
В итоге они брели вперед почти наобум.
Зеро и Халид, с «Калашниковыми» у пупка, старались выглядеть грозно. И это у них в принципе получалось. Однако Уилсон, уже немного знавший своих телохранителей, не мог не чувствовать, что втайне они поджали хвосты. Каждый десятый мужчина на улице тоже был при автомате. У всех остальных, включая детей старше десяти лет, задний карман оттопыривался пистолетом. И это было мирное население. Солдаты, которыми кишмя кишели улицы, были обвешаны оружием, как елка игрушками.
Шагая за Уилсоном, Халид причитал:
— И что мы тут делаем? Нам давно пора быть в Европе! Хаким говорил…
— Я тоже планировал уже давно быть в Европе, — солгал Уилсон. — Приходится заканчивать особые дела.
Халид опасливо покосился на группу совершенно голых негритят, копавшихся в помойке. Самый старший, лет девяти, стоял на стреме — единственный в штанах. Опираясь на дуло «АК-47», он провожал чужаков угрюмым взглядом. Вряд ли мальчонка был способен своими тощими ручками поднять автомат в боевое положение. Однако Халид не рискнул бы проверять это на своей шкуре.
Когда они отошли от непредсказуемой детворы на приличное расстояние, Халид ворчливо выпалил в спину американцу:
— Хаким ничего не говорил про «особые дела»!
— Потому и не говорил, что они особые! — бросил через плечо Уилсон.
Через пару кварталов Зеро весело взвизгнул и указал на крупную вывеску в конце глухого тупика: «Пинг Ли Он, покупать-продавать».
Внутри, сразу за открытой дверью, сидел молодой китаец с винтовкой на коленях.
Когда Уилсон решительным шагом направился по переулку к лавке, китаец молча поднял левую руку и угрожающе помотал указательным пальцем. Уилсон растерянно застыл. Потом сообразил и приказал Зеро и Халиду оставаться на улице.
В лавке царил сумрак. В двух небольших ящиках лежали под стеклом неграненые и граненые алмазы. Всей мебели был комод с драконами да ширма в углу, тоже с драконами. За прилавком стоял дряхлый китаец. У окна сидел европейского вида китайский юноша в белом костюме. Он читал «Таймс» и даже не поднял головы при входе покупателя.
Уилсон спросил старичка за прилавком:
— Мистер Пинг?
— Нет Пинг.
Уилсон удивленно мотнул головой:
— А разве не ваше имя над дверью?
— Нет Пинг!!!
Старик сверлил американца злым взглядом. Потом вдруг расплылся в улыбке:
— Хотеть покупать алмаза?
— Нет.
Старик помрачнел.
— Хотеть продавать алмаза?
Уилсон едва не расхохотался.
— Вам бы, дедушка, детективом работать! — сказал он.
Старик весело закудахтал:
— Моя не есть детектив!
У окна юноша вдруг зашелестел газетой и встал.
— Пинг — это я, — сказал он.
Уилсон повернулся к нему и протянул руку:
— Добрый день. Меня зовут Фрэнк д'Анкония.
— Я знаю.
— Откуда?
— Вас тут все знают. Подожгли мальчика. — Это было сказано с бесстрастным выражением лица. — Идемте.
За ширмой с драконами оказалась тяжелая металлическая дверь.
Впрочем, Уилсон не удивился. Он давно уже понял, что жалкая лавка — не более чем декорация.
На стене, справа от металлической сейфовой двери, была никелированная пластина с выгравированной на ней ладонью. Китаец положил свою ладонь на рисунок, что-то в стене пискнуло электронным голосом, и металлическая дверь откатилась.
Они вошли в комнату без окон — что-то вроде бронированного рабочего кабинета. Внутри было светло, прохладно и, несмотря на кондиционер, отчаянно накурено. В центре стоял покрытый синим сукном стол. За ним двое мужчин пили чай. Лицом к Уилсону восседал непомерно толстый китаец с сигаретой между желтыми зубами. Когда второй мужчина повернулся, Уилсон с нехорошим чувством узнал в нем португальца из бара.
Видя его перекошенное лицо, Да Роза захихикал:
— Отчего вы так долго шли? Мы вас заждались!
Уилсон поджал губы. Ему было неприятно, что португалец с такой легкостью разгадал его намерения и теперь потешался над ним.
Толстый китаец приветливо улыбнулся и в качестве знака благорасположения решил блеснуть своим знанием иностранных языков:
— Бонжур!
Да Роза продолжал смеяться.
— Как я вижу, — сказал он, — вы уже познакомились с Маленьким Пингом.
Юноша в белом костюме пригласил Уилсона сесть и произнес с улыбкой:
— Заранее приношу извинения за плохой английский моего отца.
Толстый китаец — Большой Пинг — с интересом подался вперед и спросил:
— Американец?
Уилсон кивнул.
— Американцы тут вообще редкие гости, — ввернул Да Роза. — А вы вдобавок успели прославиться!
Глаза Большого Пинга сузились еще больше, и он рыкнул, почти без вопросительной интонации:
— Ты ЦРУ?!
Уилсон замотал головой:
— Нет, конечно.
Как ни странно, Большой Пинг выглядел разочарованным. Он что-то сказал своему сыну на китайском.
— Папа жалеет, — сказал Маленький Пинг, — что вы не из ЦРУ. У него хорошие отношения с ЦРУ.
— Увы, — только и молвил Уилсон.
— Хотите чаю?
— Нет, спасибо.
— Qui êtes vous? — спросил Большой Пинг. — Que voulez-vous?
Уилсон обратился к его сыну:
— Объясните вашему отцу, что я не говорю по-французски.
— Он спрашивает: кто вы и чего хотите?
Уилсон мучительно соображал, как ему быть. Молчание затягивалось. На стене громко тикали часы.
Большой Пинг вдруг расплылся в понимающей улыбке и со шлепком положил растопыренную ладонь на стол. Поскольку руки Да Розы и Маленького Пинга уже лежали на столе, Уилсон тут же увидел общее: у каждого между большим и указательным пальцами сидел треугольник из синих точек. Если бы Уилсон вчера в баре был внимательнее…