Из двух предполагаемых причин его нынешних проблем – совпадение или заговор – второе казалось куда более вероятным. Естественно, возникал один интересный вопрос: с чего вдруг родителям понадобилось выдавать себя за других людей? Ответа на него Дюран не знал и знать не мог – такие вещи в компетенции ФБР, а не простого врача. Хотя приблизительное время предполагаемых событий наводило на кое-какие мысли. На момент гибели подлинного семейства Дюранов Америка участвовала в трех войнах: «холодной», вьетнамской и «на домашнем фронте» – против призыва во Вьетнам. Любой из этих конфликтов мог стать косвенной причиной его теперешнего затруднительного положения. Как бы дико это ни звучало, но не исключено, что его родители были советскими агентами. «Такое случается», – сказал себе Дюран. А еще вероятнее, что они подвергались гонениям за свою антивоенную деятельность и просто прикрывались чужой фамилией.
Только вот Дюран не припоминал, чтобы в его семье велись разговоры на политические темы. Пусть даже намеками. Как ни крути, оставалось одно: следовать в своих рассуждениях методу Шерлока Холмса, который гласил: исключи невозможное, и то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть правда. И все-таки Джеффри никак не удавалось представить свою мать закидывающей агитационный пункт призывников бутылками с зажигательной смесью или отца, пытающегося проскользнуть через контрольно-пропускной пункт «Чекпойнт Чарли»
с поддельным паспортом. «Или себя», – подумал Дюран, провожая взглядом отъезжающее такси.
С другой стороны, посмотрите на тех, кто только начал выходить из подполья, проведя по четверти столетия в бегах. Кати Солая – невыразительная женщина средних лет глядит на нас сквозь стекла очков со снимка в газете. Трудно представить ее за рулем автомобиля, скрывающейся от погони. А ведь ей довелось пережить и это – в прошлом.
Дюран попытался выкинуть из головы посторонние мысли, вошел в вестибюль и отыскал по указателю «Саттон и Касл, паблик лимитед». Фирма специалиста по детекторам лжи находилась на четвертом этаже.
Джеффри прошел к лифту, нажал кнопку вызова и стал ждать. Вдруг с пугающим чувством безнадежности он ощутил, что задыхается. Такое случалось с ним и прежде, причем начиналось совершенно непредсказуемо, но всегда в посторонних местах. Стоявшая рядом женщина в голубом платье с опаской покосилась на Дюрана, заподозрив что-то неладное и явно не желая принимать участия в проблемах незнакомца. Дамочка нервно зашарила глазами по вестибюлю, немо взывая о помощи и не находя ее.
Тут раздалось тоненькое «Динь!» – пришел лифт. Двери разъехались, и женщина торопливо шагнула внутрь. Дюран хотел последовать за ней, но остановился, повинуясь упреждающему жесту: вытянутой вперед ладонью руке – знак оставаться на месте, понятный и собаке. Затем хромированные двери сомкнулись, и до смерти перепуганная незнакомка исчезла.
В этот миг Дюрана захлестнула волна непреодолимого страха, и не в силах оставаться на месте он бросился к пожарной лестнице. Там, перепрыгивая через две ступеньки, психиатр помчался наверх. Звук его шагов глухо отдавался от холодного цемента, и к тому времени как Джефф оказался на четвертом этаже, он дышал глубоко, часто и поверхностно, задыхаясь от нехватки воздуха – верный способ грохнуться в обморок, как он уже знал по своему личному опыту.
Старомодная дверь офиса «Саттон и Касл» представляла собой залитую двумя слоями стекла проволочную сетку, на которой по трафарету вывели название фирмы. Дюран, едва переводя дух, постучал, в дверях показался Бонилла, и посетитель шагнул внутрь с некоторой неуместной суетливостью.
– У нас гости, – с ехидцей проговорил частный сыщик, пропуская Дюрана. Эйдриен Коуп поднялась с кушетки, стоявшей у входа, и к взволнованному доктору подошел третий, пока неизвестный ему человек.
– Пол Саттон, – представился тот и протянул Джеффу руку, они обменялись рукопожатиями.
Визитер попытался найти подходящие ситуации слова, но у него ничего не вышло.
– Вам плохо? – поинтересовался хозяин.
Посетитель кивнул и, судорожно глотнув воздух, проговорил:
– Пробежался по лестнице. Чуть-чуть… запыхался. – Эта фраза поглотила оставшийся в легких воздух, и, когда кислорода не стало, мир дрогнул – а может, колени затряслись. Дюран понимал, что должен что-нибудь сказать – все глаза были устремлены на него, – но ничего не вышло. Хотелось бежать прочь, но каким-то непостижимым образом он сумел справиться с собой. Доктор прошел к креслу у окна и уселся в него, пытаясь справиться с дыханием.
– Да он, похоже, до чертиков перепугался, – скорее с удивлением, чем с сочувствием проговорил Бонилла.
– Час от часу не легче, – пробормотал Саттон. – Вы не предупреждали, что придется иметь дело с…
– Дайте бумажный пакет! – перебила Эйдриен. – Он задыхается.
Мгновением позже Дюран вдыхал древесный аромат целлюлозы, делая вдохи и выдохи под счет своей спасительницы.
– Ну вот, теперь уже лучше. Все будет в порядке.
Прошла минута или две – и приступ миновал, а на Дюрана навалилась страшная усталость.
– Не знаю, как это объяснить, такое со мной бывает. Случается, когда я выхожу из дома, но обычно проходит само собой, – объяснил он, переводя взгляд с Эйдриен на Саттона, а с того на Бониллу. – Похоже, я страдаю агорафобией.
Пол Саттон, невысокий человек с наголо обритой головой, роскошными усами и бостонским выговором, скептично рассматривал посетителя.
– Вам действительно лучше? Вы уверены, что сможете пройти процедуру?
Тот кивнул и поднялся с кресла.
– Да, давайте начнем.
Специалист по детекторам провел испытуемого в смежную комнату, где стояли большой круглый стол и два кресла. На столе размещались 19-дюймовый монитор, какой-то явно дорогой прибор, похожий на усилитель, – детектор лжи, как догадался Дюран, – и целый набор всевозможных аксессуаров, которые, очевидно, предназначались для него самого. От детектора к установленной на полу «башне» компьютера тянулся кабель.
Мистер Саттон усадил Джеффа в одно из кресел и попросил расстегнуть ворот рубашки и закатать рукава, что тот и сделал. Затем закрепил трубку детектора на груди испытуемого, застегнул на правой руке манжету тонометра и прицепил комплект электродов к указательному пальцу левой руки. Пока он проделывал эти замысловатые приготовления, Бонилла и Эйдриен стояли в дверях и наблюдали за происходящим.
– Вы знакомы с принципом действия этого прибора? – спросил усатый бостонец.
Дюран пожал плечами:
– Видел по телевизору.
– Но вы, насколько я слышал, специализируетесь в области психиатрии, верно?
– Да, я клинический психотерапевт, – подтвердил тот.
– Тогда вы понимаете, что я имею в виду, утверждая, будто этот прибор обмануть невозможно. Процедура состоит в следующем: мы фиксируем реакцию вегетативной нервной системы вашего организма на задаваемые вопросы – измеряем кровяное давление, пульс, частоту и глубину вдоха, РКС. Одним словом, реакции, не поддающиеся сознательному контролю.