— Переживаете из-за Чечни? — махнула она в сторону символа мира, криво нацарапанного шариковой ручкой на клапане ранца.
— Да, — чуть подумав, ответил Дейли. — Наверное.
— Обратитесь в «Эксельсиор», — снисходительно улыбнулась девушка. — Неплохой, и прямо за углом. Вам понравится.
«Эксельсиор» ему действительно понравился, но там не было мест. Дейли уселся в фойе и снова открыл вездесущий путеводитель «Россия — Беларусь — Украина». Его авторы писали просто и ясно: в Архангельске две разновидности отелей: «дешево и сердито» и «дорого и безвкусно». Расходы Дейли оплачивались из фонда, поэтому выбор казался несложным.
Однако, как выяснилось, в отелях категории «ДБ» (как их тут же окрестил Дейли) хронически не хватало номеров. Их заняли нефтяные и алмазные дельцы, торговцы и жулики всех мастей и пород — Архангельск был отправной точкой для всех, кто намеревался принять участие в «развитии» Крайнего Севера. Дейли обошел три «приличных» отеля, волоча по снегу чемодан, наконец сунул портье в «Пушкине» пятерку и попросил найти номер где угодно.
Ждать пришлось почти час, зато в конце концов он зажал в кулаке заветную бумажку: «Гостиница „Ломоносовская“, улица Тимме, дом 5».
На просьбу вызвать такси привратник устало махнул рукой, затряс головой и на ломаном английском объяснил, что в такую погоду лучше на автобусе, который останавливается как раз напротив. Там, под жалким навесиком, пара промерзших личностей сиротливо притопывала в мигающем свете неразбитого фонаря. Дейли принялся было настаивать на такси, но привратник бросил на него такой оскорбленный взгляд, что дело тут же решилось.
Дейли двинулся к остановке. Отец бы им гордился. Он вечно повторял, что в жизни ничего не добьешься, если не умеешь держать себя в узде. «Запомни, Фрэнки, своего ирландца надо держать в ежовых рукавицах. Посмотри на меня. — Тут он бил себя кулаком в грудь. — Всю жизнь гну спину на идиотов, а почему? Потому что мне неймется. Потому что мой хитрожопый рот не держится на запоре. Потому что до меня так и не дошло: происходящее не мое собачье дело. Знаешь, сын, хорошие игроки всегда чувствуют, когда пора менять фишки и сваливать». Дейли тряхнул головой, избавляясь от чересчур навязчивых воспоминаний.
Между тем мороз все крепчал. Больше всего страдали руки, ноги и лицо. Топать по снегу было незачем — не помогало. Когда автобус все же прибыл, Дейли ворвался в него, едва распахнулись двери. Водитель посмотрел на бумажку, сунутую ему под самый нос, и показал на часах пол-оборота: полчаса до гостиницы.
Дейли нашел место поближе к печке. Автобус гремел как будто вот-вот развалится, окон все равно что не было — так намертво они заиндевели, а Дейли никак не мог выкинуть из головы невесть откуда взявшуюся песенку: «Карты можно сдать и снять, сдать и снять, а еще смешать и…»
И что? Наконец вспомнилось: убежать. Да, всегда можно убежать. Вечно этот конец забывается.
Когда Дейли добрался до «Ломоносовской», ветер, казалось, дул отовсюду, а в городе отключили электричество. Вернее, почти отключили. В подвале гостиницы гудел генератор. Мерцало несколько лампочек и свечей, все коридоры были заполнены желтоватым, пропахшим парафином сумраком. Света едва хватало, чтобы не врезаться в стену.
Дейли настороженно огляделся. В углу красила ногти желтушная проститутка в красном обтягивающем одеянии, на красном же диване. Неподалеку углубился в комикс пожилой японский бизнесмен, подальше — трое молодых людей в кожаных пиджаках тихо переругивались над бутылкой водки.
Дейли заполнил все необходимые бумажки и заплатил в долларах. Пока русский портье мусолил банкноты, репортер вчитывался в написанное от руки объявление:
НУЖНЫ ДЕНЬГИ? ПРОДАЙТЕ ВАШИ ВЕЩИ В НАШЕМ МАГАЗИНЕ НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ. ЧЕСТНЫЕ ЦЕНЫ!
Азы русской клептократии: все, что не привинчено болтами, либо уже украли, либо продается. В Москве ему дважды за полчаса предлагали продать солнечные очки, а парнишка на мопеде чуть не сорвал с руки часы. Владельцы автомобилей снимали «дворники» и брали с собой в ресторан — клали их на стол, как дополнительные приборы. За два дня в столице Дейли понял, что ради ноутбука его могут пырнуть ножом, и поменял дорогой кожаный чехол на облезлый детский ранец. Теперь ноутбук прятался в старом уродце, в котором, без сомнения, много лет носили мелки, ручки и бутерброды с арахисовым маслом (или что там русские дети едят вместо арахисового масла — свеклу, наверное).
Когда лифта дожидаться надоело, Дейли направился штурмовать лестницу, зажав в одной руке ключ, а в другой — чемодан. Там царила такая темнота, что в памяти ожили все детские страхи. На пролете между третьим и четвертым этажами Фрэнк услышал панический вопль — приглушенный и в то же время близкий — прямо из стены. Господи!.. Через пару долгих секунд он сообразил: кто-то застрял в лифте. Вздохнув с облегчением, Дейли спустился и сообщил портье, который только руками развел:
— Так каждый вечер! Я всех предупреждаю, что свет отключают! — Он снова развел руками. — Через пару часов включат, не волнуйтесь.
«Хреново им там», — подумал Дейли и зарекся от транспортных излишеств.
Поднявшись на четвертый этаж, он провозился с замком, которого в полумраке было почти не видно. Оказавшись в номере, бросил чемодан на кровать и уныло пробежался взглядом по обтрепанным обоям, треснутым бра и обшарпанному потолку в желтых разводах. Батарея громко фыркала, что не мешало ей оставаться холодной. Окно над батареей почему-то выходило в вентиляционную шахту — значит, комната была темнее, зато и теплее других. И все равно ледяной ветер задувал в щель между рамой и подоконником — на истертом паркете уже выросла белая пирамидка снега. На ней взгляд Дейли надолго остановился в надежде хотя бы на какие-нибудь признаки таяния. В конце концов пришлось заключить, что снег в России теплоустойчивый.
Устало опустившись на кровать, Фрэнк сунул ладони под мышки и, заметив пар изо рта, поежился.
Все-таки у плохой погоды есть и положительная сторона: как бы ни было холодно и неуютно, «Рекс мунди» в такую бурю никуда не денется.
Глава 6
77° 30' СШ, 22° 12' ВД
Энни стояла на палубе и нетерпеливо вглядывалась в простиравшийся впереди паковый лед. Нет, это припайный лед.
И не надо путать.
Не стоит давать физикам повод потешаться. Или еще хуже — опекать ее, объяснять все по десять раз и заодно бросать сальные взгляды. С таким Энни всегда плохо справлялась — краснела и замыкалась в себе. Это уже не изменить, слишком она тонкокожая. Семейная черта.
В детстве, когда Энни еще не понимала, что такое метафора, ей казалось, что это какое-то заболевание — «тонкая кожа», которое она унаследовала от матери, как глаза и скулы. Тонкая кожа. Хрупкая кожа. Будто просит, чтобы ее сломали, разбили. Как лед на пруду.
Тонкий лед, припайный лед. Везде тонкий лед.
Шторм остался позади. Солнце сияло в безоблачном небе, столбик градусника застыл на минус пятнадцати. «Рекс мунди», весь покрытый белоснежной изморозью, грузно ломился вперед. Курс на пролив Стурфьорд, омывающий с запада небольшой остров Эдж.