– Итак, я посылаю.
– Посылай!
Повесив трубку, Ласситер включил портативный компьютер, создал файл, озаглавив его «Гримальди», и напечатал короткое письмо:
«Макс, дело трудное, но мне нужна история одного счета в „Швейцарском кредите“ – отделение на Банхофштрассе в Цюрихе. Я думаю, ты мог бы получить эти сведения. Счет открыт на имя итальянца Франко Гримальди. Номер счета Q6784—319. Особенно меня интересует телеграфный перевод, сделанный в июле. Сумма $ 50 000. Мне надо знать, кто его послал.
Джо».
Ласситер сохранил файл «Гримальди» на жестком диске и перешел в другую директорию, подключившись к шифровальной программе с практически не поддающимся расшифровке кодом. Ведь то, о чем он просил Макса Ланга, было не просто преступлением. Подобное действие граничило с объявлением войны: покушением на священные устои Швейцарии, на самый смысл существования страны – тайну банковских вкладов. Даже разговор на эту тему мог стоить Максу его работы, и Ласситер зашифровал послание на жестком диске. Заботясь о безопасности Макса, более чем о своей, он снабдил зашифрованный файл примечанием «Только для чтения». Это означало, что Макс не мог по ошибке забыть текст в компьютере, такое послание можно было прочитать с экрана, но переписать на жесткий диск или на другой носитель нельзя.
Приняв меры предосторожности, Ласситер отправил файл. Когда он приедет в Женеву, его уже будет ждать ответ. А может быть, и нет, ведь дело очень серьезное.
На следующее утро, завтракая в своем номере, Ласситер позвонил Риордану.
– Мог бы и не звонить, – заворчал Риордан. – Что значит ввести в курс дела? Вводить-то некуда. У меня ничего нет. Ноль! Могу лишь сказать, что машину медсестры нашли в кювете к северу от Хагерстауна.
– А Гримальди?
– Растворился. Это слово использовали газетчики, и теперь использую я. О’кей? И это полная катастрофа. Полицейский убит при исполнении служебных обязанностей – второй за неделю. Рождество, а у нас похороны. Двое похорон! Подумай только, у нас имеется «мужественная вдова» номер один, «мужественная вдова» номер два и куча сирот. И кого мы ищем, спрашивается? Преступника с мордой как шкура запеченного поросенка. И его, представь себе, никто не видел. Не видел, и все. – Риордан фыркнул и после короткой паузы спросил: – А что у тебя? Может, хоть ты немного разгонишь тучи? И где ты, дьявол тебя побери?
– В Швейцарии.
– Ха!
– Только что приехал из Рима.
– Без шуток? Ну и что ты разнюхал в Риме?
– Я узнал, что Гримальди претерпел некую религиозную трансформацию. Ликвидировал все свои активы. Пожертвовал деньги на благотворительность.
– Ты издеваешься?
– Вовсе нет.
На другом конце провода воцарилась тишина, затем детектив присвистнул:
– Религиозная трансформация. Охренеть!
Цуз оказался на удивление красивым городом – этакий денди, небрежно прислонившийся к горе. На узких улочках стояли добротные дома шестнадцатого века, окрашенные в кремовые, светло-коричневые или серые тона, каждый украшали массивные деревянные двери. По тротуарам под мелким дождем торопились щегольски одетые люди.
Обратившись к подробному плану города, Ласситер с трудом нашел нужный дом, от него до центра было минут десять хода. Однако, несмотря на план и небольшие размеры города, Ласситер дважды терял направление, и ему приходилось расспрашивать прохожих, путаясь в огрызках своего немецкого. Он прошел через площадь с простым, абсолютно квадратным фонтаном, разительно отличавшимся от фонтанов Рима. Единственным его украшением было скульптурное изображение медведя с отрубленной лапой – эмблема одного из старинных швейцарских родов.
Наконец Ласситер увидел дом, который искал. Трехэтажное шале с бронзовой пластинкой, прибитой к дверям, наверняка более древним, чем Соединенные Штаты. На пластинке было начертано:
Гюнтер Эглофф, директор
Salve Caelo
Северное отделение Католического
сообщества Пия VI.
Ласситер постучал, и из домофона рядом с пластинкой послышался голос, спросивший по-немецки: «Кто там?»
Ласситер назвал себя, и через несколько секунд дверь открыл средних лет человек, на вид весьма преуспевший в жизни. Умеренное брюшко, дорогой кашемировый свитер, меховые шлепанцы на ногах. В одной руке человек держал очки, а в другой – бокал красного вина. Из глубины дома доносились оперная музыка и легкий запах горевших в камине поленьев.
– Что вам угодно?
Ласситер не знал, как начать. Его история на фоне здешнего буржуазного покоя казалась совершенно нелепой. Убийства. Поджог. Бездарный фильм ужасов.
– Вы говорите по-английски?
– Немного.
– Потому что мой немецкий…
– Да-да. Чем могу быть полезен?
– Речь идет о владельце этого дома – мистере Гримальди.
На лице человека промелькнуло выражение неподдельного изумления, затем он улыбнулся и, открыв дверь пошире, сказал:
– Проходите, пожалуйста. Вы, наверное, замерзли.
Ласситер поблагодарил и, переступив порог, еще раз представился.
– А я – Эглофф, – ответил мужчина, провожая его в огромную комнату, где господствующее положение занимал массивный, сложенный из известняка камин. – Не желаете вина?
– Большое спасибо. Не откажусь.
Хозяин тем временем выключил музыку Пуччини, взял кочергу и, поковыряв ею пылающие поленья, произнес:
– Боюсь, вы ошиблись. Вот уже несколько лет мистер Гримальди не является владельцем этого дома.
– Вот как?
– Да. Позвольте задать вопрос. Вы – американец или канадец?
– Американец.
– Скажите, вас интересует дом или мистер Гримальди?
– Гримальди.
– Понимаю. – Эглофф наполнил бокал вином и протянул его Ласситеру.
– Я – детектив.
Хозяин вскинул брови и переспросил удивленно, но весело:
– Детектив?
Внимание Ласситера привлекла висящая на стене карта какой-то горной страны. Эглофф, перехватив взгляд гостя, спросил:
– Вы можете догадаться, где это?
– Наверное, в России, – пожал плечами Ласситер. – Возможно, в Грузии.
– Это Босния. В последнее время мы работали там очень активно. С беженцами.
– Мы?
– Salve Caelo.
– Простите, но… – покачал головой Ласситер.
– Благотворительность. Дела милосердия. Мы весьма активно трудимся на Балканах.
– Понятно, – пробормотал Ласситер, припомнив паспорт Гримальди и его многократные посещения Загреба и Белграда.