— Он, вне сомнения, искал расселину, ведущую в тайный мир
Дру Зери — Сирвэк Дрэгот, как он его называет. — В тоне повелителя Тезерени
явно чувствовалась зависть. Иметь свое собственное Королевство… и разделять его
лишь с двумя-тремя враадами и сотней этих проклятых нелюдей. Это было предметом
раздора среди членов триумвирата. Дру Зери открывал им только те из своих тайн,
какие считал нужным открыть. Остальные принадлежали лишь ему и его семье.
— Шарисса говорила с ним…
— И он ее слушал? — Как будто она была его закадычным
другом! Она дочь его сотоварища… и, подозреваю, также и учителя. При всей его
похвальбе… — Тут Лохиван слегка заколебался, не решаясь высказать свое мнение о
ком-то настолько непредсказуемом. — При всей его похвальбе и могуществе, этот
Темный Конь похож скорее на ребенка, чем на бессмертного демона.
Баракас некоторое время размышлял.
— И чем все закончилось?
— Она провела его сквозь расселину, во владения своего отца.
— И он смог в нее проникнуть? — Тезерени не единожды, по
приказу их повелителя, скрытно исследовали вход в крошечную вселенную Дру Зери.
В большинстве случаев им даже не удавалось найти его — не говоря уже о том,
чтобы войти внутрь. А те, кто сумел обнаружить эту дыру в реальности, проходили
сквозь нее так, будто это был сгусток воздуха, а вовсе не вход куда-то.
— Он с легкостью вошел внутрь.
— Интересно. — Баракас расхаживал по коридору, снова и снова
обдумывая каждую деталь сообщения. Лохиван следовал за отцом по пятам — он не
получил еще разрешения удалиться. Как он и ожидал, отца все это сильно
заинтересовало.
Стражи в коридоре вставали навытяжку, когда глава клана, не
замечая их, проходил мимо. Лохиван, шедший сзади, кивал каждому и внимательно
оглядывал, пытаясь уличить в любой небрежности. То, что многие из них
находились с ним в родстве, значения не имело; если бы он не сделал выговор
кому-нибудь, кто выполнял свой долг не самым лучшим образом, или не доложил об
этом отцу, пострадал бы он сам, независимо от того, сын он Баракасу или нет. В
конце концов, сыновей у того хватало; одним больше, одним меньше — значения не
имело.
— Ему придется в какой-то момент покинуть этот закупоренный
мир Зери, — провозгласил Баракас.
— Да, государь.
— Он — существо, обладающее огромными способностями.
Разумеется, не настолько безграничными, как у Дракона Глубин; но остерегаться
его, пожалуй, следует.
— Похоже на то. — Лицо Лохивана — та его часть, что была
видна из-под шлема, — приняло озабоченное выражение.
— Мы тоже обладаем кое-какими способностями — особенно если
действуем сообща.
«До известной степени!» — добавил про себя Баракас. Даже и
это давалось все с большим и большим трудом — как будто сама земля стремилась
уничтожить все следы чародейства враадов, которое, вместо того чтобы
действовать в гармонии с окружающим миром, что-то отнимало у него и чего-то
требовало.
Лохиван предпочел отмолчаться, пробуя определить, что же
замыслил отец.
Повелитель Тезерени свернул в боковой коридор. Он мельком
заглянул в ближайшее окно, выходившее в запущенный, заваленный обломками
внутренний дворик здания, когда-то принадлежавшего одному из древних
аристократов — по крайней мере, Баракас так воображал. Это, однако, было лишь
предположением; истина затерялась в веках. Баракасу нравилось так думать — как
и считать захламленный двор своим учебным плацем. Каждый день Тезерени бились
на этом коварном клочке земли, соревнуясь друг с другом или с каким-нибудь
чужаком, желавшим научиться у них воинскому искусству. Двор намеренно не
расчищали — ни одно настоящее сражение не происходит на гладкой, ровной поверхности.
Если они падали, то на себе ощущали, что может случиться в бою с неосторожным
глупцом.
Баракас оторвал взгляд от окна. Он принял решение. Улыбнулся
и, ускорив шаг, пошел по коридору дальше.
— Лохиван, — подозвал он сына.
— Отец? — Лохиван прибавил шаг и сумел догнать Баракаса —
хотя и с трудом. Баракас шел так быстро, что большинство молодых Тезерени едва
ли могло угнаться за ним.
— Ты можешь идти.
— Слушаюсь, государь. — К чести молодого воина, он не
обиделся на такую резкость. За свою жизнь он привык к тому, что, когда его отец
разрабатывает какой-нибудь план, ему надо побыть одному. Лохиван повернулся и
пошел прочь. Баракас даже не заметил ухода сына. Он был погружен в замыслы,
рождавшиеся теперь в его мозгу.
Дозор, совершавший обход, моментально уступил ему дорогу.
Это были три воина, один из них — женщина, и два дрейка размером с большую
собаку каждый. Воины — их лица наполовину закрывали забрала — застыли, как
мертвые. Баракас шел мимо них, но вдруг приостановился, когда один из дрейков
зашипел на него. Стремительный раздвоенный язык животного, казалось, жил
самостоятельной жизнью.
Баракас протянул руку и погладил дрейка по голове. Глаза
пресмыкающегося закрылись, и он забил хвостом по ногам своего повелителя. Враад
потянул на себя поводок, который держал в руках, чуть затянув при этом ошейник
на дрейке. Разглядывая их обоих, глава Тезерени улыбнулся.
Шариссе показалось, что отец превратился в маленького
мальчика. Он приветствовал Темного Коня с радостью, как родного. Она понимала
его волнение. Дружба среди представителей се народа — явление редкое. Только
обстоятельства их бегства из Нимта вынудили враадов прилично относиться друг к
другу. Многие все еще смотрели на ближних с некоторой подозрительностью — хотя
после первого бурного года, проведенного здесь, она несколько уменьшилось.
Глядя на отца, стоящего среди фигурно подрезанных
кустарников во внутреннем дворе и оживленно беседующего с огромным Темным
Конем, Шарисса поняла, насколько он изменился за последние несколько лет. Ее
всегда изумляли те перемены, которые он осуществил и в этом малом мире, и во
внешнем; но не то, как эти бесконечные труды сказались на нем. Его каштановые
волосы заметно поседели, проявилась внушительная серебряная прядь. Он был по-прежнему
худощав и при своем почти семифутовом росте казался невысоким в сравнении с
диковинным жеребцом; но спина его слегка ссутулилась, а на ястребином лице
появились морщины. Короткая борода, которую он носил, также поредела.
Пятнадцать последних лет изменили его; но он снова ненадолго
превратился в величественного и могучего волшебника, которого она любила с
детства и которым восхищалась.
— Он всегда надеялся, что обитатель Пустоты найдет путь
обратно, — произнес сильный, но музыкальный голос рядом с Шариссой.