Темнота теперь приближалась быстро, а Фонон все еще не
возвращался. Шарисса поняла, насколько трудной могла оказаться его задача, но
все же начала волноваться. Даже зная, что теперь она находится на другом
континенте, волшебница боялась, что ночь так или иначе разлучит ее с последним
и самым важным другом. Баракаса, в его нынешнем состоянии, просто не следовало
принимать в расчет. Она была одна. Пытаясь не думать об этом, волшебница начала
собирать сухие ветки, с помощью которых она могла бы развести огонь. Шарисса
думала создать огонь без топлива, но даже это оказалось ей не под силу. Кроме
того, она всегда гордилась тем, что не полагалась на свои способности, когда
достаточно было простых физических усилий. Повести себя иначе означало бы пойти
против того, чему учил ее отец.
На закате вернулся Фонон. Он принес сучья, в дополнение к
собранным Шариссой поблизости, и, что важнее всего, ягод и кролика. Она
порадовалась, что он знал, как приготовить его; мысль о необходимости
заниматься этим после попыток смыть с Баракаса кровь едва не вызывала у нее
тошноту.
Пищи было немного, но достаточно для одного раза. Шарисса
дала Баракасу равную с другими часть, которая быстро исчезла у него во рту. Она
сняла с него шлем и, пока он ел, не смогла удержаться от того, чтобы
поисследовать его лицо. Однако единственное, что он делал, когда не бормотал, —
это снова морщил в задумчивости лоб. Она спрашивала себя, о чем же он думал. В
его глазах было отчаяние; вот все, что она могла сказать.
После еды они решили лечь спать. Фонон первым вызвался
стоять на страже, уверяя ее, что он, будучи эльфом, мог отдыхать, но при этом
совершенно осознанно воспринимать все происходящее вокруг них. Когда она
угрожающе взглянула на него, он пообещал, что непременно разбудит ее, когда
настанет ее очередь. Шарисса не хотела, чтобы он брал на себя задачу охраны
целиком. Фонон был так же измучен, как и она.
Шарисса заснула чуть ли не раньше, чем ее голова
прикоснулась к земле. Сновидение навалилось сразу же. Это было какое-то
непонятное преследование, когда усталая волшебница пыталась убежать от
отвратительного бесплотного существа, которое уставилось на нее тысячей глаз.
Она убежала от своего ужасного преследователя лишь для того, чтобы едва не
оказаться в открытой пасти огромного дракона с головой Геррода. Шарисса
повернулась и побежала прочь от этого чудища и тут услышала злобный смех
хранителя-отступника.
Преследование все продолжалось и продолжалось, а чудовища и
воспоминания хаотически сменяли друг друга.
Когда она внезапно проснулась, ее первым чувством было
облегчение от того, что она освободилась от этого круговорота. Затем она
поняла, что же разбудило ее, и подумала: а не лучше были бы такие сны.
— Не-е-ет! Я — Тезерени! Тезерени — это мощь! — Фонон уже
поднялся и бежал к Баракасу, который встал на колени вплотную к дереву и так
вцепился в него, что Шарисса подумала, не собирался ли он вырвать его с корнем.
Его крики делались все менее и менее понятными, ограничиваясь именем клана и
словом «мощь».
Шарисса подошла к нему и попыталась сделать так, чтобы он
понял ее слова.
— Баракас! Послушайте меня! Все в порядке! Здесь вы в
безопасности! — У нее возникла мысль, что он, возможно, ранен, но в сумятице
все обращали внимание только на его лицо. — Повелитель Баракас! Что у вас
болит? Скажите мне, и я, возможно, смогу помочь!
— Тезерени… Мощь…
— Я думаю, он уже успокаивается, — предположил Фонон.
Баракас, казалось, снова полностью ушел в себя. Ей неприятно было видеть такое;
но это было лучше, чем его необузданное поведение. Баракас был достаточно
силен, чтобы причинить вред им обоим. Взволнованная волшебница наклонилась
ближе.
— Баракас?
Его движения были молниеносны — даже в сравнении с Фононом.
Баракас оттолкнул их обоих и с животным ревом побежал в самую глубь леса.
— Останови его! — закричала Шарисса.
— Слишком поздно, — пробормотал ее спутник, но тем не менее
попробовал это сделать. Вдвоем они последовали за повелителем драконов, пытаясь
услышать тяжелые шаги, которые должны были быть отчетливо различимы в тишине
ночи. Однако Баракас был бесшумен, как призрак, и, казалось, более быстр, чем
даже эльф.
Они прекратили преследование уже через несколько минут,
поскольку им пришлось признать, что не могут найти даже его след. Эльфа,
существо, живущее в лесах, это особенно раздражало.
— Он как будто улетел — или просто исчез! Я же должен был
суметь найти хоть какой-то след!
— Мог бы он… мог бы он сделаться чем-то вроде Лохивана?
— А могли бы мы не заметить дракона? — ответил эльф. — Более
того, мог бы дракон не заметить нас?
Она пробовала оглядеться по сторонам, но деревья заслоняли
тот слабый свет, который давали луны.
— Он казался напуганным или что-то вроде того!
— Наверное, он повторно переживал свои несчастья. Этого было
бы достаточно, чтобы любого выбить из колеи. Ему даже могла сниться смерть его
супруги.
«Tee…»
— Ты слышишь какой-то звук? — спросила она.
— Нет, ничего. Я слишком устал даже для этого. Мне жаль, Шарисса,
в самом деле жаль. Если бы мне удалось найти его след, я бы пошел по нему.
Единственное, что я могу сказать, — это то, что мы могли бы вернуться сюда
утром и посмотреть, раскроет ли нам его след свою тайну.
«Где может Баракас оказаться к этому времени?» Фонон,
впрочем, был прав. У них не было ни малейшей возможности найти повелителя
Тезерени. Она сомневалась, что при свете что-то изменится. Баракас исчез. Исчез
навсегда — последняя, как надеялась Шарисса, жертва своего честолюбивого
стремления создать Империю.
Ирония состояла в том, что его наследие и стало Империей —
тех самых существ, одного из которых он выбрал символом своего клана.
Они возвратились к своей стоянке и снова устроились
отдыхать. На этот раз сон пришел не так скоро, но, когда это произошло, Шарисса
была благодарна за то, что он оказался глубоким и лишенным видений.
«Tee…»
Было трудно дышать. Шарисса перевернулась, чтобы вздохнуть
более свободно.
«Tee…»
Сначала она подумала, что это был сон; но затем поняла, что,
если бы это было так, подобная мысль не пришла бы ей в голову. Звук показался
бы ей реальным.
«Tee…»
Перекатившись на спину, Шарисса открыла глаза.
Ее кошмар уставился на нее.