– Что, по-вашему, предпримет генерал Паркер? – повторил генеральный прокурор.
Фрэнк настолько ушел в свои мысли, что не сразу расслышал вопрос Дюрана.
– Извините, доктор Дюран… Думаю, что Паркер сделает для Мосса все, что в его власти, но не станет наклоняться с балкона настолько, чтобы упасть. Конечно, он задействует консульство, но есть один неоспоримый факт. Арест Мосса был произведен агентом ФБР, американцем. Грязное белье стираем у себя дома. Лицо спасено. Не забывайте, что в нашей стране конституция предусматривает impeachment
[57]
и у нас всегда хватало смелости применять его.
Дюран и Ронкай переглянулись. Рассуждение Фрэнка выглядело безупречным. Во всяком случае, хоть с этой стороны не ожидалось проблем.
Дюран повел издалека.
– Конечно, Фрэнк, ваше присутствие здесь – гарантия, что все исполнены добрых намерений. К сожалению, одних добрых намерений порой недостаточно. В данный момент нам, я имею в виду полицию Княжества, нужны прежде всего результаты. Дело Роби Стриккера, насколько мне кажется, не имеет никакого отношения к убийце, за которым мы охотимся…
Фрэнк чувствовал, что за спиной у него стоит Никола Юло. Оба знали, к чему клонит Дюран. Небо было затянуто темными тучами. И на фоне туч был занесен топор.
– Однако сегодня ночью появилась еще одна жертва, четвертая по счету. Мы не можем оставаться в бездействии, пока на нас буквально ведрами вываливают мусор. Повторяю, ваше сотрудничество чрезвычайно приветствуется, Фрэнк…
Вежливые отговорки, Дюран. Только вежливые отговорки. Почему бы не сказать все, как есть? Ведь я только что таскал за тебя каштаны из огня, лез в самое пекло – в дом генерала Паркера и его головорезов.
Дюран следовал своей дорогой. Он намеревался выгрузить навоз в огороде Юло.
– Но вы же понимаете, что власти не могут спокойно смотреть на целую серию убийств и не предпринимать никаких мер, какими бы неприятными они ни были.
Фрэнк посмотрел на Никола. Он стоял, прислонившись к стене, оказавшись вдруг совершенно одиноким в этом сражении. У него был вид приговоренного к расстрелу, который отказывается от повязки на глаза. У Дюрана хватило порядочности посмотреть ему в лицо.
– Мне жаль, комиссар, я знаю, что вы превосходный работник, но в данном случае я не могу поступить иначе. Вы отстраняетесь от ведения дела.
Юло никак не реагировал. Возможно, он слишком устал, чтобы как-то ответить. Он лишь слегка кивнул.
– Понимаю, доктор Дюран. Нет проблем.
– Можете взять отпуск. Думаю, это расследование было для вас нелегким. Разумеется, для печати…
Юло прервал его.
– Нет проблем, я же сказал. Не надо сластить пилюлю. Мы здесь взрослые люди и знаем правила игры. Отстранение от дела можете объяснить по своему усмотрению, как сочтете нужным.
Если Дюран и был удивлен ответом Юло, то не подал виду. Он обратился к Ронкаю, будто воды набравшему в рот.
– Хорошо. С сегодняшнего дня вести это расследование придется вам, Ронкай. Держите меня в курсе всех малейших подробностей. В любое время дня и ночи. Всего доброго, месье.
Генеральный прокурор Ален Дюран вынес из комнаты свою ненужную элегантность, оставив за собой тишину, в которую вовсе не желал погружаться сам. Ронкай провел рукой по волосам, хотя его прическа в том не нуждалась.
– Сожалею, комиссар. Я весьма охотно обошелся бы без этого дела.
Фрэнк подумал, что это и в самом деле так. Начальник полиции был весьма огорчен, но не по той причине, в какую хотел заставить поверить. Теперь он сам оказался в клетке с хлыстом в руке и должен был показать, что умеет укрощать львов.
– Выспитесь как следует, думаю, вам обоим это необходимо. Потом жду вас, Фрэнк, в моем кабинете, как только сможете. Есть кое-какие детали, о которых я хотел бы поговорить с вами.
Так же внешне спокойно, как Дюран, он исчез из комнаты. Фрэнк и Юло остались одни.
– Видел? И вся беда в том, что я не могу с ними спорить – они правы!
– Никола, не думаю, чтобы Ронкай и Дюран, будь они на нашем месте, достигли бы лучших результатов. Сейчас уже действует политика, а не логика. Я, однако, еще связан с ней.
– Ты. Но я-то здесь причем?
– Ты по-прежнему комиссар, Никола. Ты отстранен от дела, но не уволен из полиции. Возьми отпуск, как тебе предложили и в твоем распоряжении будет то, чего нет ни у кого, кто связан с расследованием…
– Что ты имеешь в виду?
– Круглые сутки сможешь заниматься этим делом, не отдавая никому никакого отчета и не тратя времени на писанину.
– Кого гонят в дверь, тот возвращается через окно, так, что ли?
– Совершенно верно. Есть одна вещь, которую нам с тобой надо проверить. Я ведь до сих пор не убежден, что заметил ту пластинку на видеозаписи…
– Фрэнк, ты дерьмо. Жуткое дерьмо.
– Но я твой друг. И я тебе обязан.
Юло изменил тон. Покрутил головой, чтобы расслабить шею.
– Ну, думаю, пойду спать. Теперь я имею право, тебе не кажется?
– Честно говоря, оттого, что Ронкай ждет меня в своем кабинете «как только я смогу», мне ни горячо, ни холодно. Я уже лежу в своей постели, разве не видишь?
И все же после этих слов, покидая комнату, оба представили одну и ту же картину – лежащее на кровати, накрытое белой простыней, безжизненное тело Григория Яцимина с обезображенным лицом, и его глаза, устремленные в потолок, не видевшие еще до смерти.
36
Фрэнк проснулся и увидел голубой прямоугольник окна. Когда он вернулся в «Парк Сен-Ромен», у него не хватило сил даже принять душ. Он рухнул на кровать, едва раздевшись и не задвинув шторы.
Я не здесь, не в Монте-Карло, подумал он. Я все еще в том доме на берегу моря и пытаюсь собрать себя по кусочкам. Гарриет вышла на пляж, она недалеко, лежит на полотенце и загорает, ветер шевелит ее волосы, она улыбается. Сейчас поднимусь и пойду к ней, и не будет никакого человека в черном. Никто не встанет между нами.
– Никто… – произнес он вслух.
Он вспомнил двух вчерашних покойников. Поднялся с постели с той же неохотой, с какой Лазарь вставал при воскрешении. За стеклом видно было море, порывы ветра разрисовывали его на горизонте пятнами алькантары.
[58]
Он подошел к окну и сдвинул стекло: ворвавшийся теплый воздух взметнул легкую занавеску и выгнал из комнаты ночные кошмары. Фрэнк взглянул на часы. Первый час. Он спал недолго, а казалось, проспит целую вечность.