Юло очень удивился, увидев его, и все же невольно вздохнул с облегчением. Он понимал, что со стороны Фрэнка это проявление благодарности и скромный жест сочувствия к французскому комиссару, барахтающемуся в море неприятностей. Вот он, Фрэнк Оттобре – прежний Фрэнк – был бы сейчас самым подходящим детективом для такого расследования, хотя ясно же, что его друг больше не хочет заниматься этим. Никогда.
– Привет, Фрэнк.
– Привет, Никола, как дела?
Юло показалось, что Фрэнк спросил это только, лишь бы самому не услышать такой же вопрос.
– Как дела? Сам, наверное, догадываешься, как. На меня обрушился метеорит, сейчас, когда я с трудом могу удержать и камешек. Сижу в полном дерьме. Все набросились на меня, словно собаки, перепутавшие мою задницу с лисьей.
Фрэнк промолчал и прошел к креслу у письменного стола.
– Ждем результатов вскрытия и сообщения криминалистов, хотя те, похоже, мало что дадут. Эксперты обследовали яхту сантиметр за сантиметром, и ничего не откопали. Мы заказали графологическую экспертизу надписи и тоже ждем результатов. Вот и молимся, сложив руки, чтобы не оказалось правдой то, что кажется…
Он наделся увидеть на лице американца хотя бы тень интереса к своим словам. Он знал его историю. И понимал, сколь нелегко жить с таким багажом. Никому нелегко. После утраты жены при тех обстоятельствах, какие послужили тому причиной, Фрэнк жил только с одним упрямым желанием – поскорее покончить с этой жизнью, словно считал себя ответственным за все беды в мире.
Юло встречал разных людей: одни губили себя алкоголем, другие кое-чем похуже, третьи кончали с собой, не в силах избавиться от угрызений совести. Фрэнк, напротив, оставался ясным, цельным, не позволял себе ничего забыть и день за днем отбывал наказание, не прося никакого снисхождения. Приговор был вынесен, и Фрэнк был одновременно и судьей самому себе, и осужденным.
Юло сел за стол и оперся на него локтями. Фрэнк молчал, и сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Лицо его ничего не выражало.
Никола продолжал и казалось, это стоит ему огромного труда:
– И у нас нет ничего. Ну, совершенно ничего. Наш человек, наверное, все это время был в водолазном костюме, включая обувь, перчатки и капюшон. Это значит, нет отпечатков пальцев и никаких органических остатков, то есть ни кожи, ни волос. Следы ног и рук говорят о столь обычном строении тела, какое может быть у миллионов людей.
Юло помолчал. Фрэнк смотрел на него глубокими, черными, как уголь глазами.
– Мы начали собирать материал о жертвах. Они часто бывали повсюду, встречались с кучей народу, много разъезжали…
Внезапно он умолк, потом заговорил другим тоном.
– Послушай, Фрэнк, почему бы тебе не помочь мне? Я могу позвонить твоему начальству, могу пустить в ход все средства, чтобы тебя подключили к следствию, как опытного человека, который уже в курсе дела. А кроме того, одна из жертв – американская гражданка… Ты очень подходишь для такого дела. Прекрасно говоришь по-итальянски и по-французски, знаком с методами европейской полиции, знаешь наших сотрудников, уже работал тут. Ты нужный человек в нужном месте.
Его голос долетел до сознания Фрэнка подобно ветру, предвещающему грозу, но тучи принесла совсем другая буря.
– Нет, Никола. У нас с тобой уже не одинаковые воспоминания. Я не тот, каким был прежде. И никогда уже не буду таким.
Комиссар поднялся с кресла, обошел стол и остановился перед Фрэнком, слегка наклонившись к нему, будто тем самым хотел придать больше убедительности своим словам.
– Тебе никогда не приходило в голову, что ты не виноват в том, что случилось с Гарриет? Во всяком случае, не только ты.
Фрэнк отвернулся, глядя в окно, желвак на его щеке дрогнул, словно он старался сдержать свой ответ, который давал самому себе слишком часто. Его молчание разозлило Юло, и тот заговорил громче.
– Господи, Фрэнк! Ты же видел, что произошло. Ты же видел все собственными глазами. Тут где-то ходит убийца, убивший уже двух человек и готовый убивать еще. Не знаю, о чем только ты думаешь! Неужели не понимаешь, что если бы ты помог остановить этого маньяка, то сразу почувствовал бы себя лучше? Ты не находишь, что помогая другим, поможешь и себе самому? И поможешь себе вернуться домой.
Фрэнк перевел взгляд на друга. Он смотрел на него как человек, которого ничто ни с кем не связывает.
– Нет.
Это короткое односложное слово, произнесенное спокойным голосом, встало между ними стеной. На какой-то миг оно остановило обоих. Словно кадр, выхваченный из фильма, конец которого им был неведом.
В дверь постучали и, не ожидая ответа, вошел Клод Морелли.
– Комиссар…
– Да, Морелли?
– Там пришел один человек из «Радио Монте-Карло»…
– Скажи ему, что я не разговариваю с журналистами. Сейчас. Потом будет пресс-конференция, а когда именно, решит начальник полиции.
– Нет, комиссар. Это не журналист. Это диджей, который ведет ночную передачу. Он пришел вместе с директором радио. Они читали газеты и говорят, что, возможно, у них есть информация по этому делу о двойном убийстве в порту.
Юло не знал, как отнестись к такой новости. Любые полезные сведения сейчас – просто манна небесная. Он опасался только, чтобы не потянулись мифоманы, убежденные, что им все известно об убийце, или даже готовые признаться в убийстве. Однако ничем нельзя пренебрегать.
Он вернулся за стол.
– Пусть войдут.
Морелли вышел, Фрэнк тоже поднялся и направился к двери, но тут она отворилась, и опять появился Морелли, сопровождая двух человек. Один был молод, лет тридцати, с длинными черными волосами, другой постарше – лет сорока пяти. Фрэнк мельком взглянул на них, посторонился, пропуская, и направился в еще открытую дверь. Однако на пороге его остановил голос Никола Юло.
– Фрэнк, ты в самом деле уверен, что не хочешь задержаться?
Ни слова не говоря, Фрэнк Оттобре вышел из кабинета.
9
Покинув полицейское управление, Фрэнк свернул на рю Сюффрен Раймон и, пройдя несколько десятков метров, оказался на бульваре Альберта Первого, который тянулся вдоль порта. Подъемный кран неторопливо перемещался на фоне голубого неба. Бригада рабочих еще разбирала боксы и грузила их на машины.
Все вокруг выглядело вполне нормально.
Он перешел дорогу и остановился на портовой эспланаде – посмотреть на пришвартованные яхты. На набережной не осталось никаких следов происшествия.
Бенето был отбуксирован отсюда в распоряжение полиции для продолжения следствия. Бальетто и другая пострадавшая яхта все еще покачивались у причала, слегка соприкасаясь кранцами. Ограждение было снято. Смотреть больше было не на что.
Портовый бар вернулся к обычной жизни. Возможно, случившееся даже прибавило ему клиентуры – любопытных, которым хотелось побывать там, где произошло то, что произошло. Может быть, молодой моряк, обнаруживший трупы, еще сидел в баре, радуясь минутной известности и рассказывая об увиденном. А может, сидел молча перед рюмкой, старясь забыть все на свете.