Фрэнк осмотрелся. Агенты держались спокойно.
Ко всему привыкаешь, и к худшему, и к лучшему.
Но это была не привычка, это было проклятье, и должен ведь существовать какой-то способ прекратить все это. И Фрэнк должен найти его во что бы то ни стало, если не хочет снова оказаться на деревянной скамейке в саду клиники для душевнобольных больных и смотреть невидящими глазами, как садовник сажает дерево.
Он вспомнил разговор с отцом Кеннетом. Окажись он сейчас здесь, Фрэнк мог бы сказать ему, что изменил свои убеждения – по крайней мере, отчасти. Пока еще ему не удалось поверить в бога, но он начинал верить в дьявола…
– Как это было? – спросил он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Подошел один из полицейских. Фрэнк не знал, как его зовут. Помнил только, что тот однажды дежурил у дома Жан-Лу, к счастью для него, не в тот день, когда выяснилось, кто такой Никто.
– Сегодня утром я заметил припаркованную машину на запрещенном для стоянки месте. Обычно мы очень строги и заставляем немедленно убрать машину, но в эти дни, при том, что творится кругом…
Фрэнк прекрасно понимал агента. Тот имел в виду их нескончаемые дежурства, срочные выезды по любым звонкам… Это было неизбежно в такой ситуации. Казалось, все мифоманы на свете с цепи сорвались. Никто видели повсюду, и там, и сям, приходилось проверять все сообщения, конечно, без результата.
Да, он прекрасно знал ситуацию. И велел агенту продолжать.
– Когда я немного спустя увидел, что машина по-прежнему тут, то подумал, может, это кто-то из местных. Иногда нам досаждают, бросая вот так машину… Я подошел проверить, вызвал эвакуаторов и мне вдруг показалось, что я знаю этот номерной знак. Я ведь был там наверху, в Босолей, в доме…
– Да, знаю, – коротко прервал его Фрэнк. – Что дальше?
– Ну, когда я подошел, то увидел на заднем капоте, возле ручки красное пятно, похожее на кровь. Я позвал Морелли, и мы попытались открыть. И внутри было это…
Агент указал на тело.
Да, «было это». И «это», как ты говоришь, уже невозможно даже назвать человеческим существом, верно?
Подталкивая крышку багажника шариковой ручкой, чтобы не оставлять отпечатков, агент приподнял ее выше, пока не стало видно все внутри.
– И еще вот это…
Фрэнк уже знал, что еще он увидит. На металлическом листе была кровавая надпись, все та же издевательская надпись, поясняющая новый подвиг.
Я убиваю…
Фрэнк закусил щеку до нестерпимой боли. Ощутил во рту сладковатый вкус крови. Вот что пообещал ему Жан-Лу в коротком разговоре накануне днем. Теперь не будет больше никаких указаний, а будут только трупы. И это несчастное существо в багажнике служило подтверждением, что война продолжается и очередное сражение проиграно.
Припарковав машину со своим мрачным грузом именно тут, напротив главного входа в полицейское управление, убийца еще раз посмеялся над всеми их усилиями. Фрэнк вспомнил голос Жан-Лу, звучавший на фоне городского шума, на этот раз без искажений, наконец-то естественно. Он звонил с дешевого мобильника, купленного на какой-нибудь распродаже в магазине электроники. Потом оставил его на скамейке, а проходивший мимо мальчик нашел его. И когда стал звонить старшему брату, сообщая о находке, его и задержали. Он не видел человека, оставившего мобильник на скамейке, и на аппарате, кроме его отпечатков, никаких других не было.
Фрэнк снова посмотрел на тело в багажнике. При всем желании он не в силах был представить реакцию журналистов. Вряд ли кто-нибудь спрособен был подобрать верные слова для описания этого нового убийства.
На то, как отреагируют Ронкай и Дюран, ему, честно говоря, было наплевать. И на их судьбу тоже. Ему хотелось только одного – чтобы его не отстранили от расследования раньше, чем он сможет взять Никто.
– Известно, кто этот несчастный?
Морелли, стоявший по другую стороны машины, обошел ее и остановился рядом.
– Нет, Фрэнк. У него не было с собой никаких документов. Совершенно ничего не известно.
– Боюсь, что вскоре выяснится. Судя по коже, он молод. Если этот сукин сын действовал по своей обычной схеме, то наверняка какая-нибудь знаменитость. Лет тридцати – тридцати пяти, привлекательной наружности. Вина бедняги лишь в том, что он оказался не в том месте и не в то время. И не с тем человеком, да разразит его небо. Вскоре примчится какая-нибудь важная шишка и заявит о его исчезновении, тогда и узнаем, кто он. Но лучше бы сделать это раньше.
Подошел другой агент.
– Инспектор…
– Что, Бертран?
– Есть одна мысль, может, глупая, но…
– Да, слушаю.
– Туфли, инспектор.
– Причем тут туфли?
Агент пожал плечами.
– Ну, это же парусиновые туфли для яхты. Я сам ношу такие.
– Да их полно кругом, и не думаю…
Фрэнк, начав, похоже, догадываться, куда клонит агент, прервал Морелли.
– Пусть договорит, Клод. Слушаем тебя, Бертран.
– Так я вот и говорю, что на этих туфлях, кроме марки производителя, есть еще торговая марка сигарет. Может, имя спонсора. А поскольку сейчас тут…
Фрэнк вспомнил о регате. Он положил руки на плечи агента.
– Поскольку сейчас тут проходит «Гран-Мистраль», или как он там называется, то этот человек может быть связан с парусным спортом. Молодец, парень, отличная работа!
Фрэнк высказал свою оценку достаточно громко, чтобы слышали и другие агенты. Бертран отошел к ним с видом моряка с Колумбовой каравеллы, закричавшего «Земля, земля!»
Фрэнк отвел Морелли в сторону.
– Клод, мне кажется, Бертран рассуждает вполне разумно. К тому же, это единственный след, какой у нас есть. Давай начнем поиски в этом направлении. Все, что могли, мы уже проиграли. Больше терять нечего.
Синий фургон криминалистов вывернул с рю Сюффрен Раймон. Агент отодвинул заграждение и пропустил его.
Фрэнк кивнул на фургон.
– Думаю, нет нужды повторять, но напомни криминалистам, что нам немедленно нужны отпечатки убитого. Он так изуродован, что иначе его не опознать. Вряд ли его дантист сейчас доступен.
Морелли явно пал духом, ломая голову, что же делать дальше. После всех этих убийств трудно выдержать неожиданный удар, не пошатнувшись. Фрэнк оставил его отдавать распоряжения техникам, выходившим из фургона, и направился в здание управления. Он вспомнил лицо Елены. Вспомнил ее голос по телефону, испуганный и в то же время такой уверенный, когда она сказала, что любит его.
Вот еще одно поражение.
Всего в нескольких километрах от него находилась женщина, которая могла стать его спасением и для которой он тоже был надеждой. Счастье было, можно сказать, рядом, но два человека преграждали ему дорогу.