Алхимия единорога - читать онлайн книгу. Автор: Антонио Родригес Хименес cтр.№ 25

А ведь я сам до сих пор не сознавал, куда ведет меня путь вновь обращенного, не имел об этом ни малейшего представления.

Я едва начинал смутно догадываться, что мне предстоит отыскать Николаса Фламеля, чтобы тот позволил мне прочесть «Книгу еврея Авраама», но не знал даже, кто автор священного труда. Неужели сам отец Исаака, о котором Кьеркегор [48] писал в своем «Страхе и трепете»? Тот самый библейский Авраам, что прожил сотни лет и создал большую семью, давшую начало так называемому «народу божьему»? Только теперь я начал прозревать смысл своей жизни: мне следовало отыскать Николаса Фламеля и завоевать его дружбу.

Мне самому стало смешно: ну кому расскажешь, что я ищу некоего пожилого сеньора возрастом под семьсот лет? Я воистину сошел с ума! Но кажется, именно это я и должен совершить. Я отправлюсь в Лиссабон, чтобы познакомиться с людьми, которые смогут ввести меня в круги, близкие к таинственному миру, куда я намереваюсь проникнуть.

И тут мне вспомнился Смит, его ледяной взгляд, холодное сердце, черная одежда, глаза живого мертвеца, и мне стало грустно при мысли, что так можно жить веками, ожесточившись, наблюдая, как умирают близкие, вновь и вновь присутствуя при похоронах тех, кого успел полюбить. Проводить целые жизни рядом с близкими, которых непременно утратишь, скорбя по своим поглощенным временем детям. К такого рода бессмертию я не стремился. Я хотел лишь, чтобы человек вернулся к своему началу, чтобы жизнь стала долгой, но не как привилегия для нескольких избранных, а как заслуженное достижение всего человечества. И тут я осознал, что такая утопия невозможна, что на самом деле за моей безграничной щедростью таится истинное, куда более глубокое желание: я хотел отличаться от других. И я понял, что остальное человечество заботит меня куда меньше, чем мне казалось. В общем, я обманывал сам себя, хотя и знал, что мысли мои движутся в одном направлении, а желания — в другом.

Мне вспомнился невыразительный взгляд Рикардо Лансы, кажущееся великодушие, с которым Ланса предлагал мне возможность увидеть потаенные миры, словно сам он уже оттуда вернулся. Он как будто был настолько разочарован, что хотел рассказать об этом обмане всем на свете, но не по злобе, не из мести, а просто чтобы дать понять: «Оно того не стоит! Бессмертие вовсе не так привлекательно! От него тоже устаешь и хочешь отдохнуть навсегда».

Честно говоря, я был одержим подобными мыслями уже многие годы. Я начал раздумывать о бессмертии еще в юности. Не хотел долго спать, боясь тратить жизнь на сон. Не хотел отдаваться любви, боясь пострадать или даже умереть от этого чувства. Не залезал глубоко под кожу бытия — из ужаса перед страданием. И говорил себе: «Рамон, да ты просто трус!» Допустим, но что такое трусость? Драматическая сторона жизни (любовь, ненависть, ревность, ярость, печаль, гнев, счастье, тщеславие, страх) отталкивала меня. Все эти чувства изображают в искусстве, объявляя, что из них и состоит человек, а значит, перемешав все ингредиенты и найдя правильную пропорцию, мы сможем приблизиться к разгадке человеческой природы. Все это казалось мне таким убогим, смешным и банальным, что я твердо решил оставаться бесстрастным. Да, я смирился с мыслью, что проживу бессодержательную жизнь, — пока не встретил Виолету.

Кое-что из своих размышлений и тревог я поведал Мандевиллю, и тот по достоинству оценил ясный и четкий ход моих мыслей: неудивительно, ведь я думал об одном и том же много лет подряд.

Я вспомнил о своих лондонских подругах, и сердце мое забилось чаще. Я тосковал по ним, но ощущал их присутствие.

Теперь я много размышлял над тем, куда уходит любовь. Почему она не длится вечно? Почему рождается уже как бы со сроком годности? Мне пришла на память легенда о Перенелле, супруге Фламеля, — эта женщина считалась умершей, но, возможно, жила где-то до сих пор. Любовь Фламеля и Перенеллы казалась бессмертной. Так любят на всю жизнь.

Продолжая свой путь — иногда по острым камням, страдая от боли в ступнях, словно в мои ботинки набились камушки, — я думал о Виолете и Джейн. Память о них была целительным бальзамом; все было так естественно, так просто, так неожиданно…

Крик Жеана вернул меня к действительности:

— Рамон, не споткнись!

Я наступил на толстый корень, протянувшийся поперек тропы, и чуть не упал. Но я уже научился держать равновесие и сумел остаться на ногах. Законы физики меня не подвели.

Представляя, что ждет меня в Лиссабоне и Синтре, я видел только тьму и пустоту, не чувствовал уверенности в себе. В юности я надеялся, что, когда наступит зрелость, когда я доживу до тридцати пяти или сорока лет, я стану уверенным, мудрым, честным, прямым, обрету ясность мысли. Но теперь, напротив, я чувствовал свое бессилие перед неизбежностью перемен. Меня утешало лишь то, что я путешествую, чтобы обрести смысл существования. Я чувствовал, что могу добиться своей цели, что все вокруг помогает мне.

Прошагав несколько часов, мы добрались до Эстельи, где помылись, и я обработал раны на ногах (у Жеана не было ни царапинки). Я сказал спутнику, что на следующее утро сяду на автобус и доеду по крайней мере до Асторги, чтобы выиграть время. Таким образом, я беспардонно пропущу сразу дюжину этапов Пути, зато последний отрезок пройду пешком, а на будущий год постараюсь совершить настоящее паломничество.

— Ты можешь обрести искомое на последней сотне или полусотне километров, — с улыбкой заметил Мандевилль. — Ведь цель твоя находится здесь!

Он указал на мое сердце, и меня перестали мучить угрызения совести.

За завтраком старый Жеан ласково посматривал на меня, а на прощание сказал:

— Всегда оставайся самим собой, не прячь свое великодушие от солнечных лучей в мешок, будь открытым для других и найди то, что ищешь.

— Мы когда-нибудь встретимся снова? — спросил я.

— Конечно, когда-нибудь встретимся. Я…

Что-то неразборчиво пробормотав, старик отвел взгляд, словно не желал договаривать начатую фразу.

— Когда-нибудь мы еще встретимся, — повторил он.

— Тогда прощай.

— До встречи, — улыбнувшись, поправил Мандевилль.

Совсем рядом с приютом для паломников тянулось неширокое шоссе на Логроньо; я сел там на автобус, добрался до Асторги и отправился бродить по этому интересному городу в поисках пристанища.

Я быстро отыскал школу Святой Марии общины голландских братьев в доме номер 34 на улице Санабрия — это жилье предназначалось для паломников.

Никаких дорогих отелей! Не зря мне советовали: только приюты, пансионы, скромные гостиницы на худой конец. Ни в коем случае не забирайся выше!

Пока фрай Хакобо, один из членов братства, помогал мне с вещами и провожал в мою комнату — разумеется, обставленную в простом, спартанском стиле, к чему обязывал обет бедности, — он рассказывал про Асторгу.