Лучшая половина мафии - читать онлайн книгу. Автор: Линда Ла Плант cтр.№ 98

Кроме хора кафедрального собора, в исполнении заупокойной мессы участвовали струнный квартет, арфистка и четыре ведущих певца из оперы Ла Скала. Воздух собора стал густым от запаха тысяч белых лилий и дрожал от пламени сотен зажженных свечей. Вдовам отвели первую скамью. На всех подушечках, обтянутых пурпурным бархатом, монахини из местного монастыря вышили золотом букву «L».

Кавалькада мотоциклистов выстроилась снаружи у ворот виллы к десяти пятнадцати. Ворота широко распахнулись, и мотоциклистам подали знак двигаться.

Сельский паренек с фермы вывел вперед черного жеребца с черным плюмажем на голове, покрытого пурпурной попоной, который должен был идти впереди процессии. Жеребец нервно встряхивал головой. Держа вожжи из широких черных лент, паренек достал из кармана губную гармошку. Как только он начал играть, жеребец успокоился, и процессия медленно двинулась в путь.

На улицу выехал первый катафалк, который тянули шестеро мужчин в черных траурных одеждах, и по толпе прошел ропот. Катафалку было больше ста лет, его украшала резьба в старых сицилийских традициях. Буквы высотой в восемнадцать дюймов, выложенные из белых роз, образовывали слово Il Papa. Среди белых цветов, сплошь усыпавших гроб, выделялась одна красная роза. Пышные драпировки из черного шелка были подхвачены по углам белыми розами.

За гробом дона Роберто следовал катафалк с гробом его старшего сына, Константино. Этот гроб также покрывал толстый ковер из белых цветов, и опять среди них пламенела одна красная роза. Третьим был катафалк с гробом Альфредо, дальше — Фредерико, за ним — Эмилио. Все гробы были густо усыпаны белыми цветами, среди которых выделялся один красный.

На небольшом расстоянии за процессией шагали двадцать деревенских детей в возрасте от шести до восьми лет в белых конфирмационных одеждах. Детишки шли впереди двух маленьких гробиков, усыпанных белыми цветами. Дети несли розы, на девочках были венки из белых цветов, от которых спускались белые вуали. Одна девчушка во главе маленькой процессии заплакала. Видно, обстановка подействовала на нее слишком сильно, и звук ее тоненького жалобного плача делал зрелище детских гробов совсем невыносимым.

Под плачущие звуки губной гармошки процессия неторопливо двигалась по тихим улицам. Именно эта поразительная тишина на запруженных людьми улицах врезалась в память всем, кто присутствовал на похоронах Лучано. Надолго запомнят они и вдов Лучано. Ко всеобщему удивлению, женщины шли пешком. Впереди шла Грациелла, за ней, отставая на четыре шага, София и Мойра, еще в четырех шагах за ними — Тереза и Роза. Все пять женщин были в черных платьях и черных вуалях, все шагали, высоко подняв головы. Руки каждой, затянутые в черные перчатки, были молитвенно сложены. Женщины казались едиными в своей скорби, хотя шли по отдельности и смотрели не друг на друга, а прямо перед собой. Даже когда Грациелла повела их за собой в собор, ни одна не повернула головы.

Высокий чистый мальчишеский голос из церковного хора запел «Аве Мария». Женщины заняли места, преклонили колени в молитве, и голос зазвенел под сводами церкви.

Гробы вносили по одному и ставили на специальные возвышения перед алтарем. Когда внесли последние — два детских гробика — и поставили их в ряд с остальными, осознание масштаба трагедии, постигшей семью Лучано, поразило прихожан. Многие стали всхлипывать. Во время службы, когда прихожане двинулись принимать причастие, какая-то старая женщина, вся в черном, прошла мимо детских гробов и положила на гроб дона маленькое потертое распятие. Она громко рыдала, и никто не пытался ее остановить. Казалось, она плачет за всех собравшихся. Все стремились показать свое потрясение потерей возлюбленного дона, его сыновей и невинных внуков.

Небольшой участок земли вокруг семейной усыпальницы Лучано покрывал густой ковер цветов, венки и отдельные цветы висели на перилах железной ограды, окружающей захоронения, лежали на земле вдоль всей аллеи, ведущей от ворот к белым колоннам входа в усыпальницу. Плотная толпа стояла неподвижно. Мужчины в темных костюмах, сцепив руки, оттеснили толпу, чтобы дать женщинам без помех в последний раз попрощаться с близкими.

Когда женщины входили в усыпальницу, сверкнула фотовспышка. Грациелла, которая шла последней, оглянулась. Густая вуаль скрывала выражение ее лица, она молча указала на репортера, щелкнувшего фотоаппаратом. Тут же один из охранников без каких-либо видимых признаков принуждения получил от проштрафившегося репортера рулон засвеченной пленки. За женщинами закрылись двери, и они оказались в полумраке склепа.

Гробы были уже поставлены на постоянные места, но ниши на полках еще не были зацементированы. Трепещущий свет единственного факела отражался в их гладко отполированной деревянной поверхности.

Женщины помолились вместе, потом Грациелла тихо сказала, что пора уходить. Роза ухватилась за руку бабушки, Тереза открыла половинку двустворчатой двери, но Мойра отчего-то растерялась. Она повернулась к Софии.

София застыла, не в состоянии пошевельнуться. Смотреть на гробы мужа и детей у нее не было сил, и она сосредоточилась на фотографии Майкла Лучано. Снимок был сделан двадцать пять лет назад, но здесь, в закрытом склепе, защищенный стеклом, он сохранился как новый, казалось, его поставили только вчера. Ангельское лицо Майкла и его нежная улыбка пробудили притупившиеся было чувства Софии. Она сцепила руки, сдерживая рвущийся из груди крик. Ей хотелось крикнуть только одно слово: «Нет!»

Грациелла выпустила руку внучки и довольно резко приказала женщинам выходить. София упала на колени, но Грациелла схватила ее за руку.

— Вставай, София, вставай.

Ее пальцы впились в кожу Софии как клещи, надавив на нервный узел в локте, и София дернулась всем телом, как будто от удара током, но Грациелла не разжала руки. Остальные женщины ждали у приоткрытой двери. Грациелла взяла у Терезы носовой платок, приподняла вуаль Софии и вытерла ей слезы.

— Дайте мне выйти первой.

Удовлетворенная тем, что София пришла в себя, Грациелла чуть ли не вытолкала ее вперед других женщин. Вдовы вышли из усыпальницы, чтобы снова предстать перед толпой.

Шоу — а эти похороны были именно шоу — на этом не окончилось. Вдовам предстояло вытерпеть еще одну муку — теперь им полагалось поприветствовать и поблагодарить множество гостей, прибывших на виллу выразить свое сочувствие. Все еще не поредевшая толпа получила возможность увидеть демонстрацию богатства и власти: обратно к вилле длинной чередой потянулись «Роллс-Ройсы», «Мерседесы», «Мазератти» и «Феррари».

В зале, где до этого стояли гробы, поставили ряд стульев позолоченного дерева с обивкой из красного бархата. Почти пять часов женщины, все еще в вуалях, сидели на них и принимали соболезнования от гостей. Когда эта последняя часть церемонии наконец завершилась, вилла опустела, словно вымерла, — ни голосов, ни звуков.

Лука решил отправиться в путь по вечерней прохладе. Этот подъем в гору он знал как свои пять пальцев. С собой он взял небольшой чемоданчик со сменой белья и туалетными принадлежностями и длинный узкий кожаный футляр. Его ботинки стоптались и посерели от пыли, голова под соломенной шляпой сильно потела, капли пота стекали по волосам на рубашку (пиджак Лука снял и перекинул через плечо). Он поднимался все выше и выше, временами лишь ненадолго останавливаясь полюбоваться чудесным видом. Лука дошел до маленькой церкви Божьей Матери и, проходя мимо нее, склонил голову. Двигаясь дальше узкими мощенными булыжником дорогами, он наконец достиг неровной каменистой тропинки, которая была ему прекрасно знакома. Отсюда было уже недалеко до монастыря, может быть, всего мили две.