Тюремщики открывали камеру за камерой, и цепочка заключенных быстро удлинялась. Шла непрерывная перекличка, и из-за шума было почти не слышно, что говорит Каролла.
Каролла так разволновался, что даже схватил молодого человека за лацканы пиджака, просунув руки между прутьями решетки.
— Вы должны выследить моего сына, Луку Кароллу…
Помощник адвоката не мог поверить своим ушам. Он выдает собственного сына? Переспрашивать было слишком поздно, тюремщики уже открывали дверь соседней камеры и приказали ему уходить. Но клерк понял, что Каролла не играл с ним в игры: он плакал.
Помощник Уллиано присоединился к остальным адвокатам в комнате, где они переодевались в мантии. Отведя своего патрона в сторону, он помог ему надеть мантию и тихо сказал:
— Каролла назвал имя убийцы Палузо. Он показал на своего сына, Луку Кароллу.
— Что-о?!
— Так он сказал. Что я должен предпринять по этому поводу?
В дверь заглянул охранник и предупредил, что заседание скоро начнется. Уллиано стал собирать свои бумаги, готовясь выйти в зал.
— Отправляйтесь в полицейское управление, найдите комиссара Пирелли и скажите, что нам нужно встретиться в обеденный перерыв. Я все объясню ему при личной встрече.
Уллиано зашагал впереди группы адвокатов, и они двинулись по подземному коридору в здание суда. В то время как помощник Уллиано мчался в полицейское управление, комиссар Пирелли входил в зал суда. Свободных мест не нашлось, и он остался стоять у стены.
Лука повернул рукоятку своей трости-пистолета. Теперь пистолет был снят с предохранителя и его палец лежал на курке, скрытом под набалдашником клюки. Руки у него не дрожали, кончик клюки не сдвинулся ни на волосок. Лука ждал. Охранники заводили заключенных в предпоследнюю клетку, скоро должны ввести Кароллу.
Грациелла нащупала предохранитель «люгера» и отпустила его. Охранники запирали соседнюю с Кароллой клетку. Грациелла повернулась, чтобы посмотреть на дверь, через которую вводили заключенных. Каролла в ножных кандалах и наручниках стоял между двумя охранниками. Охране дали знак ввести его в зал суда. Как всегда, дальше он двинулся в окружении уже четверых охранников — по одному спереди, сзади и с боков. Пока он шел к своей клетке, из других клеток послышались свистки, некоторые заключенные приветствовали Кароллу, другие пытались дотянуться до него сквозь прутья.
Каролла шел молча, не глядя по сторонам, чуть понурившись. Но как всегда, когда его подвели к клетке и он посторонился, чтобы дать открыть дверь, повторился старый ритуал: Каролла обвел взглядом зал. Долгожданный миг настал.
Дверь начала открываться, один охранник отошел в сторону, другой встал слева от Кароллы, и теперь Кароллу никто не загораживал. Он повернул голову, маленькие глазки зло сверкнули.
Грациелла встала, ее сумка соскользнула на пол. Рука Луки не дрогнула ни на секунду. Оба выстрела прозвучали как по команде, почти одновременно, разделенные долями секунды. Каролла получил пулю в лицо, выстрелом ему снесло половину черепа.
Пуля Грациеллы прошла мимо, ударилась в прут решетки и рикошетом отлетела в стену, но она в отличие от Луки привлекла к себе всеобщее внимание. Зрители повскакивали со своих мест, и Лука вместе с остальными повернулся посмотреть, что случилось.
Пирелли не видел, что происходит, он только знал, что прозвучал выстрел и Каролла убит. Достав удостоверение комиссара полиции, он стал проталкиваться по проходу.
В зале суда началось столпотворение. Публика стремилась как можно быстрее выбраться из зала. В считанные секунды Грациеллу схватили и отобрали у нее пистолет. Пытаясь перекрыть визг и крики, охранники призывали придерживаться порядка. Защитники и прокуроры еще не успели войти в зал и в сложившейся ситуации почли за благо не входить. Заключенные вопили и лязгали цепями. Тем временем Лука осторожно пробирался все ближе и ближе к выходу. Ему хватило наглости спросить у полицейского, не может ли он что-то сделать для застреленного заключенного.
Охрана просила всех соблюдать спокойствие и тишину и оставаться на своих местах, все было кончено.
Лука вернулся в тот же туалет и через несколько минут уже вышел оттуда, переодетый в свою обычную одежду. К тому времени когда он возвратился в номер мотеля, его била крупная дрожь. Раскаяния он не испытывал, только чувство облегчения. Он вспотел, пот блестел на коже и даже капал с волос. Лука разделся, открыл кран в маленькой раковине и сунул голову под струю воды. Выпрямившись, он увидел, что вода стала темно-красной, и его тут же вырвало.
Голова отказывалась работать, и Лука решил, что Данте придется подождать. Он слишком устал, ему нужно поспать, и он так и сделает.
Лука лег, снял с шеи золотой медальон в форме сердечка и покачивал им над головой до тех пор, пока глаза не стали слипаться и он не провалился в глубокий сон.
Глава 26
Софии пришлось ждать целый час до открытия приюта и еще полчаса, пока святой отец, который им управляет, сможет ее принять. Он извинился, что отнял у нее так много времени. Когда София объяснила цель своего визита, священник выразил сожаление, что не может быть ей полезен, так как возглавляет приют только последние десять лет. Он вышел и вскоре вернулся с пожилой монахиней. Монахиня принесла толстую тетрадь, на обложке которой были перечислены имена и указаны даты.
София внешне оставалась спокойной, но ее сердце билось так сильно, что она боялась потерять сознание. Монахиня открыла тетрадь и начала листать страницу за страницей. Потом она показала определенные страницы священнику, тот склонился над тетрадью, стал читать и нахмурился. Не глядя на Софию, он спросил монахиню, есть ли еще какая-нибудь информация по этому вопросу и был ли он как-то разрешен. Та покачала головой и украдкой бросила сочувственный взгляд на Софию.
— Скажите, моего сына привозили в ваш приют? Прошу вас, расскажите мне…
Монахиня смотрела не на Софию, а на священника, и София почувствовала неладное.
— У нас есть записи за первые пять лет жизни вашего сына — те годы, что он жил у нас.
София подалась вперед.
— А что потом? Его усыновили? Вы можете назвать мне приемных родителей?
Священник молча кивнул монахине. Та положила руки ладонями на стол, как будто нуждалась в поддержке, чтобы заговорить.
— Хотя с тех пор прошло много лет, я помню вашего сына. Когда я сюда поступила, ему было года четыре, может, пять. Бывало, после занятий в воскресной школе мы выводили детей на пикник. Недалеко от приюта стоял передвижной парк аттракционов, которым заправляли цыгане. У детей не было своих денег, чтобы кататься на аттракционах, но некоторые контролеры по доброте своей разрешали им кататься бесплатно. Ваш мальчик… он был очень своенравным. Когда нужно было уходить, он очень разозлился и сбежал обратно на аттракционы. Признаюсь, мы не сразу его хватились — сами понимаете, у нас было пятнадцать детей. Мы вернулись и пытались его найти, а вечером заявили в полицию. Мы сделали все, что в наших силах, ради того, чтобы полиция могла продолжить расследование, луна-парк даже задержали на неделю…