— Я никогда и не говорила, что…
— То-то и оно, что не говорила! То-то и оно! Все втихаря, ни словом обо всем этом не обмолвилась! — Он сердито взмахнул папкой. — Но почему, почему ты молчала?
— Потому что было не до того! Ты чуть не умер!
— А то я не знаю!
— Ты не знаешь, что пережили я и твои друзья. Я очень за тебя боялась.
— Боялась?
— Да. Я не хотела тебя беспокоить.
— Беспокоить? Меня?
— Да! Мне было важно, чтобы ты поправился, я хотела только этого, и если я сделала что-то не так, то уж извини, пожалуйста. Прости, что я хотела тебя оградить.
— От чего оградить?
Она расплакалась.
— Ну, чего ревешь?
— Как будто я что-то не так сделала! Я все делала… хотела, чтобы ты скорее поправился.
Он так разозлился, что она видела, как у него дергается щека.
— Я никогда не поправлюсь! Я до смерти таким вот буду! — Он рванул на груди рубашку и показал на шрамы. — Я каждый день это вот буду видеть! И колено все время будет болеть, напоминать. Но мозги у меня здоровые, Анна, с головой-то они ничего не сделали, а ты носишься со мной, как с тепличным растением, боишься, что я не перенесу…
Анна развернулась, хлопнула дверью, ушла в спальню и бросилась вниз лицом на кровать.
Он пинком открыл дверь:
— У меня еще не все! Дослушай сначала, а потом дверью хлопай!
— А у меня все! — крикнула она.
— Неужели? Больше ничего такого, чего я не перенесу, да?
Она резко развернулась к нему:
— Давай лучше про то, что мне самой трудно переносить. Ты неблагодарный эгоист, никогда ни о ком не думаешь, кроме себя. Сколько я уже с тобой нянчусь? Мне у себя в доме места нет, но ты хоть раз слышал, чтобы я пожаловалась? Слышал или нет? Я только и делаю, что ухаживаю за тобой, забочусь о тебе. И рассказывать тебе все, что ты сейчас узнал, я не хотела по одной-единственной причине. Я не хотела, чтобы ты волновался. — Он собирался перебить ее, но она запустила в него подушкой. — Подумай обо мне хотя бы секунду, подумай, каково мне пришлось. Правда, у тебя вряд ли получится — ты ведь только о себе думать умеешь!
— Сейчас я как раз о тебе и думаю. Похоже, чем быстрее я свалю от тебя, тем будет лучше для нас обоих!
— Вот и отлично — вали! Делай что хочешь! Как всегда!
Ленгтон принялся складывать свои вещи в сумку. Несколько минут Анна смотрела на него, потом ушла в кухню. Она сделала себе чашку кофе и присела за стойку, прислушиваясь, как он хлопает дверками шкафа в спальне. Минут через пятнадцать он подошел к двери кухни:
— Остальное заберу завтра.
— Как знаешь.
Он вызвал такси и бросил на журнальный столик ключи от ее квартиры. Она смотрела, как он с сумкой идет к входной двери.
— А что, ты ключи не возьмешь, чтобы свое железо отсюда вывезти? Велосипед этот, тренажер?
— Я тебе позвоню, когда поеду за ними.
И он ушел.
Полки в ванной, уставленные его таблетками и пузырьками, теперь опустели. Анна была поражена не тем, сколько места они, оказывается, занимали, а тем, что и в ярости он ничего не забывал. Он оставил несколько пар носков, пару туфель, белье в корзине, рубашки и один костюм. Ей захотелось схватить ножницы и изрезать все это в клочья, но она захлопнула дверцы шкафа и подобрала осколки разбитого бокала. Когда она ссыпала их на кухне в мусорное ведро, то увидела в нем множество пузырьков из-под лекарств. Анна вынула их. Все это были болеутоляющие; странно, но на этикетках стояли адреса разных аптек. Она положила их обратно в ведро, завязала пакет и выставила его к входной двери, чтобы утром выбросить.
Ночь прошла ужасно. Спать она не могла, но и плакать не хотелось. Анна ворочалась с боку на бок и с каждым часом все больше злилась на то, как он себя повел. Не будет она ему звонить — когда он все хорошо обдумает, то извинится сам, это точно. А она подождет, потому что совсем не чувствует себя виноватой, она сделала все, для того чтобы он скорее пошел на поправку. Зато он все время думал только о себе, это же совершенно ясно. Что ж, упорство принесло свои плоды: его восстановили в должности старшего следователя в убойном отделе. Можно не сомневаться, что в бюллетене столичной полиции появится заметка о нем, а через неделю его уже назначат руководить каким-нибудь следствием.
Процесс по делу Артура Мерфи скоро закончится, ее назначат на другое дело, и ни в коем случае не с Ленгтоном. Даже если он на свое больное колено встанет и будет умолять ее работать вместе с ним, и то она не согласится! К четырем утра она взвинтила себя настолько, что вытащила свою сумку, беспорядочно запихала в нее его вещи, вышла в коридор и повесила сумку на гребной тренажер.
Когда Анна снова легла в постель, то решила, что попросит Гарри помочь ей вывезти все, что осталось, и сложить у дверей квартиры Ленгтона. Она ткнула кулаком в подушку и плотнее закуталась в одеяло.
Вскоре зазвонил будильник. Анна вскочила, хлопнула по нему ладонью, полежала немного, прислушиваясь к глухим ударам сердца. На нее навалилась оглушительная, полная тишина. Анна разрыдалась. Все кончилось, он ушел, а ей его уже не хватало.
Артур Джордж Мерфи получил за убийство Ирэн Фелпс пожизненный срок с минимальным обязательным сроком заключения пятнадцать лет. Его мать, Берил Данн, притихла на заднем ряду балкона. В центре балкона сидели трое коллег Ирэн из библиотеки, внимательно смотрели на самодовольного, ухмыляющегося убийцу и даже не подозревали, что его мать так близко. Родители Ирэн всхлипывали, держась за руки. Мерфи ни в чем не раскаивался и, сидя на скамье подсудимых, только равнодушно пожимал плечами, как будто приговор был для него сущим пустяком.
Берил Данн догнала Анну, когда та выходила из суда:
— Извините! Здравствуйте!
Анна заметила Берил уже раньше, но не имела никакого желания встречаться с ней еще раз.
— Я так ничего и не знаю о Гейл, — громко начала Берил. Одета она была так же, как и тогда, в кафе, а косметики наложила еще больше. — Вы что-нибудь предприняли?
Анна заметила, что Брендон быстро ретировался, и сама она хотела было уйти, но миссис Данн энергично продолжала:
— Я же вам говорила, я ничего о ней не знаю. Надо что-то делать, ведь она мне так и не звонит!
— Я сообщила в участок рядом с ее домом, а они там обязательно свяжутся с социальными службами, не сомневайтесь.
— Вы заявили, что она пропала?
— Нет. Я уже объясняла, что это вам нужно подать официальное заявление.
— Но как же так? На связь она не выходит, чеки на детские пособия и на социалку у меня на руках. Я же вам говорила, их мне обратно переслали, что же, она не хочет их получать, что ли?