— На улицу? — спросил я.
— К тебе в номер?
Мы искоса взглянули друг на друга и, не говоря ни слова, достигли консенсуса в том, что у этого восхитительного вечера будет не менее восхитительное продолжение. Затем бросились бегом через холл, держась за руки и расталкивая других туристов, хотя нам на это было абсолютно плевать.
В лифте мы ехали только вдвоем. Очень-очень правильное решение. Желание возрастало на шестнадцать пунктов с каждым этажом. Было просто удивительно, что мы все еще в облачении. Ненавижу целоваться через эти маски, через эти зубы, но даже похоть не могла заставить меня нарушить принятых норм поведения. Пока что.
Если этот чертов лифт застрянет, я на все сто уверен, что когда механик наконец откроет двери, то обнаружит двух ящериц чудовищного размера, которые занимаются любовью с первобытным бешенством, на которое только способны.
Но лифт благополучно доехал до нужного нам этажа, и вскоре мы уже, спотыкаясь, мчались по коридору, не переставая целоваться. Из наших грудных клеток вырывалось какое-то бормотание, бессмысленный набор звуков, приглушенные стоны страсти, которые ничего не значили и не должны были значить. Мои обезумевшие руки шарили по ее телу, пытаясь залезть поглубже под этот человеческий покров и найти ее настоящую суть, но всякий раз, когда я дотрагивался до застежек или молний, Кала шептала:
— Не сейчас… не сейчас…
И вот мы добежали до моего номера. Лучше бы уже было «сейчас».
Мы с грохотом влетели в комнату, споткнувшись об открытый чемодан, лежащий на полу. Я зацепился ногой и плюхнулся на пол, по счастью приземлившись лицом на кровать. Воздух какое-то время со свистом выходил из меня, словно из шарика, у которого развязали ниточку, но, когда мое дыхание пришло в норму, я уже смеялся как ненормальный, звал Калу, пытался уложить ее рядом с собой и продолжить то, что обещало мне одну из самых лучших ночей, даже учитывая мой богатый сексуальный опыт. Но она, как ни странно, ускользнула из моих объятий. Я сел. Теперь комната уже не кружилась, а лишь слегка покачивалась из стороны в сторону. Я крикнул:
— Ты здесь?
— В ванной, — последовал ответ. Я вздохнул и откинулся на спину. Разумеется, самое время навести марафет и прихорошиться. В этом отношении самки динозавров ничем не отличаются от человеческих, за исключением того, что они меньше пользуются декоративной косметикой и в основном просто ухаживают за своей кожей.
— Ты давно тут работаешь? — крикнул я, понимая, что если не буду постоянно поддерживать разговор, то просто вырублюсь. Словно на автопилоте мои руки принялись расстегивать личину, сдирая зажимы и пояски и швыряя всю эту дребедень на бежевый ковер на полу. Чешуйки моей естественной кожи встали дыбом, как только ее коснулся влажный гавайский воздух, и теперь мой пах жаждал тех же ощущений.
— Нет, — ответила Кала. — А ты в отпуске?
— Скорее в командировке, — ответил я. Комната наполнилась приятным ароматом. Возможно, какой-то ароматизатор поступает прямо через вентиляцию, или же запах доносится снаружи. Да, такой растительности, как на этих островах, на материке не встретишь. Мне ужасно понравилось ходить вокруг и принюхиваться, как пес, который ищет местечко получше, чтобы опорожнить свой кишечник.
— А чем ты занимаешься? — спросила она.
О, это всегда впечатляет девчонок.
— Я — частный детектив, — гордо сказал я. — Расследую одно дельце по поручению своего друга.
— Очень интересно.
— Работа как работа.
Ага, обычно я в этом месте скромничаю. Срабатывает словно магическое заклинание.
Но никакие заклинания не могли сравниться с волшебным действием, которое оказывала на меня эта гавайская красавица. Легко узнаваемый щелчок выключателя. Когда внезапно выключился свет, мое опьянение усилилось. Голова утонула в подушке, а руки налились свинцовой тяжестью, я не мог и пальцем пошевелить. Ну же, Винсент, тут есть кое-кто, ради кого ты хотел не спать всю ночь. В темноте блеснул ее хвост, Кала принялась гладить меня им по груди, а кончик хвоста путешествовал по моему телу вниз, все ниже и ниже, отлично зная, куда направляться, с какой силой надавливать, а когда отпускать. Волны желания поднимались во мне, подхватывая меня с кровати. Они становились все больше и больше, и мой разум уносился вслед за ними, плыл по течению, плыл и испытывал наслаждение…
Надеюсь, что Эрни не стал меня ждать.
13
Похмелье я могу пережить. Онемевший отекший рот, вкус такой, словно я съел побитый молью ковер. Но это ничего, нормально. В ушах и голове звенит, челюсти болят, и все тело трясется на три балла по шкале Рихтера. Но и это не смертельно. Где-то в глубине желудка притаилась тошнота, а в кишках резвится стая веселых хомячков. Ничего хорошего, но терпимо.
Но вот без потери памяти желательно было бы и обойтись.
— Ты что, даже не помнишь, спал ты с ней или нет? — ворчал на меня Эрни, пока мы катили наши чемоданы по пристани к катеру, который отвезет нас на Остров Прогрессистов. Мы немного опаздывали, ну, по моим часам на полчасика, поскольку я не смог очнуться к полудню и встретиться с Эрни. Из-за этой бешеной гонки я готов был уже распрощаться с легким завтраком, который смог запихать в себя, пока бежал к выходу из отеля.
На заметку: пои
[15]
— не самая лучшая жратва, когда тебя мучает похмелье.
— Ты имеешь в виду сам половой акт? Нет, не помню.
— Это уже входит у тебя в привычку, малыш.
— Не надо читать мне нотаций, а не то меня вырвет прямо на тебя. Слушай, я помню прелюдию. Ну, и то, что было после… почти помню. Только то, что было между, словно в легком тумане.
Честно говоря, в легком тумане было все: и ласки до и разговоры после, но то, что собственно сам половой акт сейчас напрочь отсутствовал в моих воспоминаниях, — это правда. Такое и раньше со мной бывало, но всего однажды… или раз двенадцать, в основном после того, как я всю ночь веселился и кутил. Уверен, что в каком-то ином измерении существует хранилище всех воспоминаний, утраченных мной за годы, но, вероятно, оно заполнено скорее математическими формулами, чем сексуальными отношениями.
— Ну и кто она?
— В каком смысле?
— В прямом и единственном, — сказал Эрни. — Карнотавр, раптор или еще кто?
— Я… я не помню…
— Ну, конечно. А ты рассказал ей, зачем ты на Гавайях?
— Уверен, что не рассказывал.
— Уверен? — переспросил Эрни.
— Разумеется, уверен. Уверен.
Я ни за что не мог выложить ей мое имя, звание, личный номер и любимое блюдо на завтрак, по крайней мере, я так думаю. Но в одном уверен точно — утром, когда я проснулся, Калы уже не было. Возможно, это и к лучшему.