Король Пёсьего острова
Пёсий остров. Сегодня. Сезон ураганов
Циклон делает глубокий вдох. Он собирается с силами, чтобы навести еще больший хаос.
Где-то вблизи Пёсьего острова, недалеко от места, где Якоб пытается привыкнуть к интонациям Штурмана, на воде снова начинается. Океан спокоен, но циклон знает, что это обман. Солнце последние два часа подкармливало рябь на воде, заставляя невидимые ниточки теплого пара завихряться и беспорядочными клубами подниматься к небесам. Вскоре там образуется столб голодного воздуха, и ветры начнут свой танец, и вся жизнь внутри новорожденного вихря застынет. Легкие циклона будут наполняться влажным холодом, пока не наполнятся до упора. И тогда он наконец выдохнет и понесет перед собой паруса, двигатели и человеческие надежды, как плачущих детей. Потому что Пёсий остров совершенно плоский, он был таким сотни лет. Шторм в это время года всегда голоден, а маленький остров всегда предлагает ему угощение.
Но на пляже Штурмана листья пальм не колышутся. Колибри садятся на желтый цветок возле щеки Якоба как ни в чем не бывало. В воздухе стоит сладковатый запах. Якобу кажется, что пахнет лимонами, но нигде вокруг он не видит фруктов. Мираж, думает он. Я чувствую запахи, которых нет.
— Пойдешь со мной?
Штурман направляется к зарослям.
— У вас можно одолжить лодку? — спрашивает Якоб, которому не по себе, невзирая на доброе отношение.
Скорее бы домой, думает он, осторожно потирая локоть, распухший до размера колена. Лора…
— То есть я хотел спросить, далеко здесь до ближайшего порта?
Штурман оборачивается через плечо, но продолжает свой путь, и его пыльные сапоги вязнут в песке.
— Недалеко, — улыбается он, жестом приглашая гостя следовать за собой. — Только помнишь, что я минуту назад говорил про океан?
Он тыкает пальцем с грязным ногтем туда, где облака уже начали сгущаться над горизонтом, и кивает, как пастух своему стаду:
— Она возвращается. И не одна.
Якоб смотрит в указанном направлении и видит, как красноватые облака меняют форму, превращаясь в подобие каменной стены.
— Сезон ураганов, — произносит Якоб, вспоминая про широту и погоду на Карибах. Колибри у его плеча внезапно мечется влево, вправо и наконец исчезает, как будто до нее тоже доходит. — Длится до конца ноября, а то и дольше. У этой бури вид зловещий. У вас есть надежное укрытие?
Штурман останавливается и улыбается, сложив огромные руки перед собой и наклонив голову. Серые глаза изучают того, кто явно знает больше, чем заезжий любитель пикников.
— Разрази меня гром. Ты первый гость, который хоть что-то смыслит в погоде. Ты кто, метеоролог какой-нибудь? Или свалился за борт с исследовательского судна?
— Я картограф, — отвечает Якоб, слегка стыдясь, что это правда лишь отчасти. Потому что те, кто держит магазины с картами, не более чем слуги тех, кто умеет творить настоящее искусство. — Ураган будет здесь меньше чем через полчаса.
— Значит, ты понимаешь, что нам нужно побыстрее добраться до укрытия, — одобрительно говорит мужик, исчезая за деревьями. Облака за его спиной уже пришли в движение.
Но пепельно-серые ветви сплетаются плотно и крепко, как будто чьи-то руки не желают никого пропускать.
Они хлещут Якоба по здоровой руке, а ветер шумит в листьях вокруг. Вода начинает волноваться. Все, что Якобу видно, — это спина Штурмана, его кривые ноги передвигаются быстрее, чем можно было вообразить. Якоб больше не может сгибать руку в локте и держит ее как мертвого младенца.
— Далеко еще? — кричит Якоб, сходя с узкой тропинки и прислоняясь к узловатому калебасовому дереву. Неожиданный укол в солнечном сплетении заставляет его задуматься: куда я иду? Разве есть повод верить, что этот мужик мне поможет? Якоб собирается снова задать вопрос, но тут Штурман останавливается, как будто расслышал подозрения своего гостя. Обнаружив, что тот сошел с тропинки, он яростно машет руками, словно запрещая самолету приземлиться.
— Не сходи с пути! — кричит он, указывая на извивающуюся тропинку. — Так безопаснее.
— Почему? — Якоб отскакивает, озираясь на непроходимые дебри, но не видит там никакой опасности. Островитяне везде одинаковые, думает он. Все до единого безумны. Ему страшно хочется отсюда выбраться.
— Если ты спрячешься где-нибудь там от бури, я не смогу тебя найти, и вдруг что-нибудь случится? Утонешь. Идем. Сюда. Почти дошли!
И Якоб идет следом, ему даже кажется, что он различает бледно-желтые огоньки сквозь пелену дождя. Тропинка становится шире и наконец превращается в широкую полосу пляжа, укрытого с обеих сторон деревьями. Из мокрой мглы внезапно выступают контуры какой-то постройки. Это дом. Бамбуковые стены скрипят, когда по ним течет вода, — звук напоминает клекот тонущей птицы.
Штурман бодро, как мальчишка, взбегает по ступенькам и заходит, отодвигая кусок красной прорезиненной мешковины, служащий входной дверью. Якоб осторожно заглядывает внутрь, а хозяин уже гремит посудой на кухне, что заставляет Якоба осознать, как он голоден.
— Будь как дома, — говорит Штурман и начинает что-то напевать, а Якоб озирается в поисках источника света. Он заходит в домик и поворачивает налево.
Прямоугольные предметы в коридоре неразличимы в темноте. Желтый свет, который он разглядел из зарослей, становится ярче, но контуры освещенного помещения остаются условными, как будто стены вросли в темноту.
— Ты так и будешь стоять там? Давай помогай.
Голос раздается откуда-то сбоку, и Якобу приходится поморгать, чтобы лучше разглядеть силуэт человека, сидящего в гамаке, сооруженном из старого паруса и двух столбов — может быть, мачт? Слишком темно, чтобы понять. Голос принадлежит мужчине. Довольно молодому. И явно озабоченному не только штормом. Тени кое-где уступают место свету, обнаруживая цепочку керосиновых ламп, раскачивающихся на ветру. Они еле светятся. Человек поднимается из самодельного гамака, вытирая руки о грязные джинсы. Он держится как подросток, но глаза на мрачном лице кажутся старше грязи. У него густые рыжие усы и практически лысая голова. Его ноги не знают ни минуты покоя, подошвы драных кед стучат об пол, похожий на палубу корабля. От него пахнет потом и злобой.
— Что это за хрен? — спрашивает рыжий, обращаясь не к Якобу, а в сторону кухни. — Стоит тут как умственно отсталый…
— Смотри, что мелешь, — раздается громкий голос Штурмана, и рыжий несколько сникает. Он пожимает плечами, подходит к дальней стене и поправляет что-то, похожее на прокладку от воды: деревянные прищепки растягивают куски резины вокруг странной формы окон. Бамбуковые стены скрипят как живые, раскачиваясь под напором дождя. Но мокрые пальцы бури не трогают внутренности дома.
— Если хочешь знать, я Эмерсон, — представляется неприветливый парень, и теперь Якоб видит, что он одет в красную рубашку с закатанными до самых плеч рукавами. Снаружи ветер уже мечет мелкие ветки и ракушки об стену, и с крыльца доносится грохот, словно боги играют там в кости.