Подсказчик - читать онлайн книгу. Автор: Донато Карризи cтр.№ 93

— Ты должна убедить его.

— Я сожалею…

— Что?

Но медиум не закончила фразу. Вместо этого она произнесла:

— Думаю, что он хочет что-то показать мне… Да, так и есть… Он показывает мне сейчас одну комнату… Эту комнату. Но нас в ней нет. Нет и всего этого оборудования, которое сейчас поддерживает в нем жизнь…

Никла оцепенела:

— Рядом с ним кто-то есть.

— Кто это?

— Женщина, она очень красива… Думаю, что это его мать.

Мила краем глаза увидела, как, закуривая очередную сигарету, Лара Рокфорд нервно заерзала.

— Что он делает?

— Джозеф совсем маленький… Она держит его на коленях и что-то объясняет… Она делает ему замечание и предостерегает от чего-то… Она говорит ему, что окружающий мир несет ему только зло. А если он останется здесь, то будет в полной безопасности… Она обещает защищать его, заботиться о нем и никогда не оставлять его…

Мила и Горан переглянулись. Золотое затворничество Джозефа начиналось именно так: его мать изолировала его от мира.

— Она говорит, что среди все опасностей, таящихся в мире, женщины — самое большое зло… Там, за стенами дома, полно женщин, которые хотят лишить его всего… Они будут любить его только за то, что у него есть… Они обманут его и будут им пользоваться…

Потом монахиня еще раз повторила:

— Я сожалею.

Мила вновь посмотрела на Горана. В то утро в беседе с Роке криминолог с уверенностью заявил, что неистовство Рокфорда — то самое, что со временем превратило его в серийного убийцу, — исходило из того, что он не принимал себя таким, каким он был. Поскольку некто, вероятно его мать, однажды узнал про его сексуальные предпочтения и никогда не простил ему этого. Убить партнера значит смыть свою вину.

Но очевидно, Гавила ошибался.

Рассказ медиума отчасти опровергал его теорию.

Гомосексуальность Джозефа была связана с фобиями его матери.

Наверняка она знала о наклонностях сына, но при этом хранила молчание.

Тогда почему он убивал своих партнеров?

— Мне не разрешали даже приглашать подруг…

Все повернулись в сторону Лары Рокфорд. Молодая женщина, дрожавшими руками сжимая сигарету, говорила, опустив глаза.

— Ведь это ваша мать приглашала сюда этих юношей, — заметил Горан.

— Да, и платила им, — подтвердила женщина. Слезы катились из единственного целого глаза, превращая лицо в еще более гротескную маску. — Мать ненавидела меня.

— Почему? — не унимался Горан.

— Потому что я — женщина.

— Мне жаль… — снова повторила Никла.

— Молчи! — крикнула Лара в адрес брата.

— Мне очень жаль, сестренка…

— Молчи! — вскочив на ноги, яростно выкрикнула женщина. Ее подбородок трясся от волнения. — Вы не можете себе представить. Вы не знаете, что значит оглядываться и наталкиваться на эти глаза за спиной. Взгляд, который преследует тебя повсюду, и тебе известно, что он означает. Хотя ты вовсе не хочешь мириться с этим, поскольку тебе претит сама мысль. Думаю, что он пытался понять… потому что его тянуло ко мне.

Мила держала за руку Никлу, продолжавшую пребывать в состоянии транса: монахиню колотила сильнейшая дрожь.

— Именно по этой причине вы покинули дом, не так ли? — Горан пристально посмотрел на Лару Рокфорд с твердым намерением любой ценой получить от нее ответ. — А он как раз в то время начал убивать…

— Да, думаю, что все так и было.

— Затем, пять лет назад, вы вернулись…

Лара рассмеялась:

— Я ничего не знала. Он обманул меня, сказав, что чувствует себя одиноким и покинутым всеми. Что я его сестра и он любит меня, поэтому мы должны помириться. Что все остальное было просто моими навязчивыми идеями. Я поверила ему. Когда я приехала сюда, первые дни он вел себя вполне нормально: был нежен и ласков, уделял мне много внимания. Он был совсем не похож на того Джозефа, которого я знала с детства. До тех пор…

Женщина снова рассмеялась. И этот смех лучше всяких слов передал всю ее внезапную ярость.

— Значит, это не автокатастрофа довела вас до такого состояния… — высказал свое предположение Горан.

Лара покачала головой:

— Так он наконец обрел уверенность в том, что я больше никогда не покину его.

Все присутствующие почувствовали безмерную жалость к этой молодой женщине, бывшей пленницей не столько этого дома, сколько собственной изуродованной внешности.

— Прошу прощения, — сказала затем Лара и заковыляла к двери, подволакивая поврежденную ногу.

Борис и Стерн расступились, давая ей дорогу. Затем они вновь посмотрели на Горана, ожидая его решения.

Криминолог обратился к Никле:

— Вы можете продолжать?

— Да, — ответила монахиня, несмотря на то что это занятие стоило ей огромных усилий и внутреннего напряжения.

Последовавшая за этим просьба была значительно важнее всех остальных. Другой такой возможности им не представилось бы. От ответа зависела не только жизнь шестой девочки, но и их собственная. Поскольку, если они не смогут понять сути того, что происходило в те дни, на них самих, словно проклятие, ляжет отпечаток этой истории.

— Никла, попросите Джозефа рассказать, когда он встретил человека, похожего на него…

Ночью он слышал ее истошные вопли.

Это мигрень не давала ей спокойно уснуть. Теперь даже морфин был не в состоянии успокоить внезапные приступы острой боли.

Она металась по кровати и кричала до потери голоса. Прежняя красота, которую она так упорно пыталась сберечь от неумолимого разрушения временем, полностью пропала. И стала вульгарной. Она, всегда такая разборчивая в выборе слов, сделалась необыкновенно грубой и изобретательной в ругательствах. У нее их хватало на всех. На мужа, так рано ушедшего из жизни. На дочь, сбежавшую от нее. На этого Бога, что довел ее до такого состояния.

И только ему удавалось успокоить ее.

Он приходил в ее комнату и связывал ей руки шелковой косынкой, чтобы ей не было больно. Она уже вырвала у себя почти все волосы, на лице зияли полосы запекшейся крови, появляющиеся всякий раз, когда она впивалась ногтями себе в щеки.

«Джозеф, — спрашивала она, когда он гладил ей лоб, — скажи мне, что я — хорошая мать. Скажи мне, прошу тебя».

И он, глядя в ее наполняющиеся слезами глаза, отвечал ей согласием.

Джозефу Б. Рокфорду было тридцать два года. До смерти ему оставалось еще восемнадцать. Незадолго до этого они уже обращались к одному известному генетику за разъяснениями по поводу того, придется ли и ему разделить участь своих предков. Исходя из еще недостаточных на тот период познаний в области генетически наследуемых болезней ответ прозвучал весьма туманно: вероятность того, что этот редчайший синдром может активизироваться в нем с самого рождения, составляла приблизительно сорок-шестьдесят процентов.