Литтон яростно вырвал руку:
– Они не хотели нас слушать! В этом была вся проблема. Они не хотели нас слушать! Их идиотская расовая ненависть… еврейский вопрос… Они никак не могли сообразить, что в создании ядерного оружия мы продвинулись куда дальше, чем Фонд.
Дон посмотрел на него с сомнением:
– У нацистов не было атомного оружия. Может быть, какие-то эксперименты они и проводили, но далеко не продвинулись.
– Это именно то, что я пытаюсь вам втолковать! Они совершенно ошалели. Они не верили в теории, потому что среди ученых, занимающихся ядерной физикой, было слишком много евреев. Они хотел иметь «немецкую физику» – арийскую от первого до последнего атома. Они не слушали наших аргументов, нашему лучшему физику Гейзенбергу эсэсовцы постоянно вставляли палки в колеса, отказывали в финансировании. А когда нам, несмотря на все это, все же удалось построить небольшой реактор и мы стали получать обогащенный уран и тяжелую воду, было уже слишком поздно. Война была проиграна.
– Значит, вот почему вы обосновались с вашей «Литтон Энтерпрайзис» в Аргентине… Вас могли пригласить на Нюрнбергский процесс… и не в качестве свидетелей…
– Сеньор Тительман… мы развернули деятельность в Аргентине еще в 1917 году, сразу после разрыва с Фондом. Это был способ маскировки. «Литтон Энтерпрайзис»… компания была создана якобы для торговли крупным рогатым скотом. Ни Фонд, ни союзники понятия не имели, откуда нацисты получают помощь. Может быть, кто-то и догадывался… А теперь…
Литтон опустил крест и звезду в карман шубы.
– А теперь иное время. Мы не просто спустимся в подземные залы и будем прислушиваться к таинственным сигналам и пытаться их истолковывать, как тогда… мы попытаемся открыть ворота в иной мир.
Литтон повернулся и вышел из каюты.
Ключ дважды повернулся в замке.
50. Под водой
В 380 морских милях к северу от Нордкапа арендованная Фондом подводная лодка военного флота Германии настигла, ледокол. Капитан отдал приказ выключить дизели и перейти на водородные двигатели. Лодка бесшумной тенью скользила в двадцати метрах под килем «Ямала».
Отсюда Елена слышала могучий равномерный гул циклопических винтов ледокола.
В тесной кают-компании было тихо, за исключением периодического бульканья в балластных цистернах. В ненужные разговоры никто не вступал. Несмотря на противорадарную защиту, капитан посоветовал арендаторам избегать любого риска, тем более что никто точно не знал, каким поисковым оборудованием располагает «Ямал».
От профильтрованного воздуха и постоянно высокого атмосферного давления у Елены все время болела голова. Она лежала на одной из узких коек, расположенных вдоль наклонной стены кают-компании. Здесь же, на других койках, валялись несколько тщательно отобранных коммандос – Фатер отбирал их в соответствии с рекомендациями полиции безопасности. Нужны были люди с опытом боевых действий в условиях Арктики. Немалое значение придавалось и умению держать язык за зубами.
Иногда Елена чувствовала, как лодка слегка наклоняется, повинуясь повороту кормовых горизонтальных рулей. Она повернулась и посмотрела на Фатера. Тот о чем-то перешептывался с Эберляйном, согнувшись над столом с картой.
Они долетели самолетом до самой северной оконечности Скандинавии и там, на военно-морской базе в Нарвике, погрузились на подводную лодку. У них почти не оставалось времени – ледокол приближался к указанной на сфере точке. Но сейчас, через сутки, Фатер, казалось, начал сомневаться, что Тительман и Эва Странд и в самом деле находятся на борту «Ямала».
Из обрывков разговора Елена поняла, что они уже прошли восемьдесят третий градус северной широты, а ледокол и не собирался менять курс. Даже скорость не снизил – продолжал и продолжал неторопливо давить льды своей могучей грудью.
Она краем уха прислушивалась к их все более горячему спору, но не говорила ни слова. У нее больше не было желания подкидывать Фатеру ответы на загадки.
Та рука, которая одним нежным прикосновением помогла ей оправиться после взрыва, перевернула что-то и в ее душе. Ей по-прежнему трудно было смотреть на Фатера, но страха уже не было. Она освободилась от пут. Эта невидимая рука словно бы пробудила дремавшие чувства, о существовании которых она и не подозревала. Вдруг Елена обнаружила, что ее загадочные для нее самой способности постепенно возвращаются. Иной раз она ощущала себя шестилетним ребенком.
Фатер заподозрил что-то неладное: он запретил ей свободно передвигаться по кораблю, хотя в подлодке всего 56 метров и в коридорах полно мужчин в военной форме. Может быть, боялся, что она их потопит. Просто возьмет и отправит на морское дно – запоздалая, но все же месть.
Но ему не следовало беспокоиться. Мысли Елены были очень далеко от Северного Ледовитого океана.
Ее постоянно влек за собой ласковый голос матери, она шла через светлые комнаты, где был когда-то ее дом, слышала смех и голоса сестер. Там ей было хорошо и покойно, у нее не было никаких забот. Она снова была маленькой девочкой.
В том, что крест находится на ледоколе, она была совершенно уверена. Ей достаточно было зажмуриться, и она видела его силуэт настолько четко, что он не мог не быть где-то рядом. В пятидесяти метрах над ее головой. Подняться по веревочному трапу и… Крест и звезда в руках очень старого человека. За последние часы он несколько раз зажигал горелку, и Елена абсолютно точно знала координаты точки, куда указывает луч.
Она закрывала глаза, прислушивалась к себе – и все яснее слышала голос матери. Все шепоты слились в один, и она слышала его непрерывно с той самой минуты, когда они подошли вплотную к ледоколу. Охотнее всего ей хотелось бы исчезнуть, затеряться во времени и пространстве… но голос этот изменился, он становился все более и более требовательным, словно ждал ее ответа. Раз за разом в ее больной голове звучали знакомые слова:
– Devi portarcela, Elena, отдай это нам. Questo deve finire, надо положить этому конец.
Елена не знала, что на это ответить. Ей хотелось просто лежать и слушать, снова погрузиться в детские мечты… видеть перед собой дверцы кухонных шкафчиков, золотисто-желтые обои… а вон там, на стуле, плащ, мама сейчас его наденет.
– Devi portarcela, Elena, —сказал голос.
Зеленые глаза матери наполнились болью.
– Deve finire, надо положить этому конец.
И она с удивлением поняла, что отвечает:
– Ti sento, я слышу тебя. Ti sento, madre.
И в эту секунду Елена почувствовала, как от креста, пройдя без труда бронированный корпус ледокола, на нее накатила огромная теплая волна. Она задохнулась от счастья.
51. Смена курса
Вой ли ветра был тому виной или скрежет льда – Дэвиду Бейли не спалось. Он не знал, сколько уже ворочался в постели, но сна не было ни в одном глазу. Он потянулся к ночному столику, снял наглазник и взял в руки коммуникатор. Он всего лишь хотел посмотреть, сколько времени – оказалось, три часа ночи. Но тут же его внимание привлекло нечто другое. Показания GPS-датчика, подключенного к навигационной системе корабля, вовсе не соответствовали тому, что он ожидал увидеть.