Банкир дьявола - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Райх cтр.№ 41

Забудь, сказал он себе, развернувшись на барном табурете и рассматривая первых подошедших клиентов. Как всегда страдающие излишком веса, плохо выбритые, полицейские собирались у столиков, расставленных вдоль стен и по углам. Кто-то опустил одноевровую монетку в музыкальный автомат, и Жак Брель запел: «Не уходи, нужно все забыть, можно все забыть». Несколько полицейских подхватили песню, кстати, не так уж и плохо, но у Леклерка из головы не шли другие слова.

Твое дело помогать. Но не более того.

Не затушив сигарету, он прикурил от окурка следующую. В висках не переставал стучать маленький, но неугомонный молоточек, доводивший его до исступления. Перед ним поставили кальвадос. Взяв рюмку, Леклерк пригубил обжигающую жидкость, понюхал, а затем выпил все залпом.

А если бы вчера он помог больше? Если бы он был чуть расторопнее, как Чапел, этот чудо-бухгалтер, у которого еще молоко на губах не обсохло? Свою нерешительность Леклерк не мог объяснить ничем. Ни нервозностью в связи с новым заданием, ни болезнью, которая лечится чесноком, гингко и изрядным количеством коньяка в течение дня. На Леклерке лежало проклятие. Он меченый.

Как раз в этот момент пухлый, взъерошенный сержант Франк Буркхардт, отдавший службе двадцать два года жизни, незаменимая в борьбе с преступностью мелкая сошка, спустился, переваливаясь с боку на бок, по лестнице в штаб-квартире «Сюртэ» и, выйдя за дверь, затерялся среди прохожих на улице.

Леклерк расплатился и вышел из кафе.

Замок был опечатан. Аккуратно сняв клейкую ленту, Леклерк прошел в камеру хранения вещдоков, затем по лабиринту между стеллажами — к тележке, на которой, словно сломанная игрушка, стоял компьютер Талила. Вам не хватает храбрости? Выпейте пару кружек пива, сверху заполируйте кальвадосом, и храбрости у вас будет хоть отбавляй. Нужен доброволец? Капитан Леклерк к вашим услугам.

За час, что прошел с прошлого посещения, жесткий диск малоприметнее не стал. Расстегнув куртку, Леклерк запихнул его во внутренний карман и снова застегнул молнию. Если его спросят, что он прячет под курткой, сделает удивленное лицо и ответит что-нибудь про автомат «Узи», мол, не хочет ли кто взглянуть.

Но до этого дело не дошло. К девяти часам вечера в штаб-квартире «Сюртэ» было так же пустынно, как и в любом другом офисе — не важно, правительственном или нет, — в любой стране, где принята тридцатипятичасовая рабочая неделя. Даже если Буркхардт обнаружит, что жесткий диск исчез, он вряд ли кому-нибудь про это расскажет. Буркхардт поднаторел в науке выживания, и можно было рассчитывать, что он всеми силами постарается избежать любых неприятностей.

Леклерк остановился у стойки и вытащил из верхнего ящика журнал, куда записывались сданные на хранение вещдоки. Облизнув большой палец, он пролистал несколько страниц, просматривая записи за последние сутки. Его внимание привлекло имя Рене Монбюсона — эксперта, работавшего на месте взрыва в Университетском городке. Скользя пальцем по странице, Леклерк задержался на слове «карта». Черт! Ему никто не сказал, что в квартире Талила нашли какую-то карту. Через минуту он уже отыскал полку, куда Буркхардт определил эту улику. Но там оказалось пусто. Леклерк посмотрел на полках сверху и снизу, справа и слева. Карта лежала бы или в запечатанном конверте, или в самозакрывающемся пластиковом пакете. Ничего подходящего под такое описание он не нашел. Вернувшись к стойке, он тщательно проверил по журналу, не брал ли кто-нибудь эту карту. Но никакой отметки на этот счет не было.

Кто-то опередил Леклерка.

Проехав в Клиши, Леклерк подошел к двери многоквартирного дома и позвонил в звонок рядом с табличкой «Дюпюи Этьен».

— Кто там? — спросил нетрезвый голос.

— Слуга вашего правительства. Во имя безопасности нации нам необходимо призвать вас обратно на службу.

— Да пошел ты!

Раздался звук открываемого замка, и Леклерк вошел в подъезд.

Дюпюи внимательно осмотрел поврежденный диск:

— Господи, где он побывал? Граната, что ли, рядом разорвалась?

Леклерк пропустил его замечание мимо ушей:

— Можешь с ним что-нибудь сделать?

— Что сделать? От него же ничего не осталось.

— Не смеши меня, — сказал Леклерк, хотя при этом даже не улыбнулся. — Или делаешь, или я говорю генералу, что ты опять запил. Сам знаешь, что тебе за это будет. Для начала можешь рассчитывать, что урежут пенсию. Кстати, сейчас у него препаршивое настроение. Но он никогда не напивается, как ты. Он не потерпит этого от своих подчиненных. Гляди, пришлет кого-нибудь вроде меня полечить тебя более действенным способом.

Дюпюи поскреб трехдневную щетину.

— Смотрю, твой шарм все еще при тебе.

— Как тебя увижу, так во мне джентльмен просыпается.

Дюпюи подцепил пальцем крышку винчестера и заглянул внутрь:

— Ничего не обещаю. Не жди ничего сверхъестественного.

— Я просто хочу знать, есть на этом диске информация или нет.

— Яволь, майн командант! — выбросил руку вверх в нацистском приветствии Дюпюи. — Какой вы мне даете срок?

Прикинув, сколько может понадобиться времени, Леклерк сократил его вдвое:

— Двадцать четыре часа.

— Отлично, — выдохнул Дюпюи, — а то я уж было подумал, что дело срочное.

В полумраке своего кабинета Марк Габриэль, дожидаясь сына, присел на край стеклянного столика. Он поднял руки к подбородку и поправил галстук от «Гермеса» (привычка, от которой он пытался себя отучить, так как на тонком шелке вскоре появлялись жирные затертости), а затем пригладил волосы. Два последних дня были насыщены событиями и тревогами, но Габриэль еще раньше успел узнать, каково терять близких и каждую минуту ждать, что тебя вот-вот раскроют. Для разнообразия новости сегодняшнего дня скорее ободряли, нежели вызывали беспокойство. Профессор вышел на связь. В течение сорока восьми часов он прибудет в Париж. Рафи Бубиласа выпустили, так ничего и не узнав о его связи с Габриэлем. По поводу Грегорио решение принято. Оставалось только упаковать чемоданы, рассортировать свои паспорта и до полета в Южную Америку сделать несколько звонков в Сьюдад-дель-Эсте, но это сущие пустяки. Когда вечером солнце зайдет за горизонт, дело их семьи настолько приблизится к осуществлению, как никто из них не смел и мечтать еще год назад.

В шесть часов двухэтажный городской дом ходил ходуном от трех его умненьких и подвижных деток, его французской семьи. Наверху из гостиной слышались звуки музыки: Женевьев играла ноктюрн Шопена. Потоки грустной музыки набирали силу, затем ослабевали… ни одной фальшивой ноты. Его двенадцатилетняя дочь была необычайно одаренной, и он знал, хотя она и боялась ему признаться, что ее мечта — сделать музыкальную карьеру. Через две недели запланировано ее участие в концерте самых ярких молодых дарований Парижа в концертном зале «Плейель». Жаль, что к этому времени в Париже ее уже не будет.