Она улыбнулась.
— Я знаю тебя не так хорошо, как Деррин, но все же надеюсь, что ты мне поверишь, ведь если представить обратное и ты увидел бы человека, которого любил, то наверняка рассчитывал бы на мою поддержку.
— Мэри…
Она смотрела на меня так, будто ожидала подобной реакции.
— Тебе нужно обратиться в полицию.
— Дэвид, прошу тебя…
— Подумай о том, что ты…
— Не оскорбляй меня недоверием! — Она впервые повысила голос. — Можешь делать что угодно, только не предлагай подумать о том, что я говорю. Или ты считаешь, будто последние три месяца я думала еще о чем-то?
— Тут не обойтись несколькими телефонными звонками.
— Я не могу обращаться в полицию. — Она снова подалась вперед и стиснула край плаща, словно удерживая что-то важное. — В глубине души ты знаешь, что это исключено.
— Но как Алекс может быть живым?
— Не знаю.
— Он не может быть живым, Мэри.
— Ты совершенно не понимаешь, что это такое, — тихо сказала она.
Я промолчал. Она говорила о разнице между смертью любимого человека, как у меня, и его воскрешением из мертвых. Это было очевидным для нас обоих, и Мэри обрела уверенность.
— Это был Алекс.
— Но достаточно далеко. Как ты можешь быть в этом уверена?
— Я шла за ним.
— Ты шла за ним? Вы разговаривали?
— Нет.
— Ты приближалась к нему?
— Я видела на его щеке шрам, оставшийся после падения, когда он в школе играл в футбол.
— Он выглядел… покалеченным?
— Нет. Совершенно здоровым.
— Что он делал?
— Шел с рюкзаком на плече. У него всегда были длинные волосы, как на той фотографии, что я дала тебе. Но когда я его увидела, он был бритоголовым. Выглядел более худощавым, но это был он.
— Долго ты шла за ним?
— С полмили. Потом он минут на пятнадцать зашел в библиотеку на Тоттнем-Корт-роуд.
— Что он там делал?
— Я не заходила туда.
— Почему?
Мэри немного помолчала.
— Не знаю. Потеряв его из виду, я начала сомневаться в том, что видела.
— Он вышел?
— Да.
— Заметил тебя?
— Нет. Я шла за ним до метро и там потеряла из виду. Ты знаешь, как это бывает. Потеряла в толпе. Собиралась заговорить с ним, но потеряла.
— Видела его после того случая?
— Нет.
Я откинулся на спинку стула.
— Говоришь, три месяца назад?
Она кивнула.
— Пятого сентября.
— А что Малькольм?
— Ты о чем?
— Ты сказала ему что-нибудь?
Мэри покачала головой:
— Какой смысл? У него болезнь Альцгеймера. Он не может вспомнить даже моего имени.
Я взглянул на фотографию Деррин на столе.
— Мэри, поставь себя на мое место. Подумай, какое это производит впечатление.
— Я знаю какое, — ответила она. — Впечатление невероятного. Дэвид, я три месяца носила это в себе. Как думаешь, почему ничего не предпринимала до сих пор? Люди сочли бы меня сумасшедшей. Ты единственный, как я полагала, можешь мне поверить, но тоже считаешь, что я лгу.
— Я не считаю, что ты лжешь.
— Дэвид, прошу тебя.
— Я не думаю, Мэри, что ты лжешь, — сказал я. — Но думаю, что ты сбита с толку.
В глазах ее вспыхнул гнев, словно она угадала мои мысли. Потом угас, сменившись пониманием неизбежного. Мэри потупилась, перевела взгляд на стоявшую подле нее сумочку.
— Наверное, единственный способ убедить тебя — это заплатить.
— Мэри, это за пределами моих возможностей.
— Ты знаешь людей.
— Я знаю кое-кого. У меня есть несколько источников, сохранившихся с работы в газете. Но этого мало. Здесь требуется настоящее расследование.
Она поднесла руку к лицу.
— Оставь, Мэри. Ты же понимаешь, о чем я говорю!
Она не шевельнулась.
— Я попусту введу тебя в расход. Почему не хочешь нанять настоящего детектива?
Она покачала головой.
— Это их работа.
Она подняла глаза, полные слез.
— У меня здесь есть несколько фамилий. — Я открыл верхний ящик стола и достал записную книжку, которой пользовался, еще работая в газете. — Давай посмотрим.
Я слышал, как она шмыгает носом, видел, как утирает слезы с лица, но не реагировал.
— Вот человек, которого я знаю.
Мэри подняла руку:
— Не нужно.
— Но он поможет те…
— Я не стану объяснять это никому другому.
— Почему?
— Ты представляешь, сколько раз я мысленно вела этот разговор? Не думаю, что у меня хватит сил повторить его снова. Да и какой смысл? Если ты не веришь мне, почему считаешь, что поверит детектив?
— Это его работа.
— Он рассмеется мне в лицо.
— Мэри, этот человек не рассмеется.
Она вновь покачала головой:
— Ты так смотрел на меня… Я больше не смогу этого вынести.
— Мэри…
Она наконец опустила руку.
— Представь себе, что это была бы Деррин.
— Мэри…
— Представь себе, — повторила она, потом спокойно поднялась и вышла.
3
Я вырос на ферме. Отец охотился на фазанов и кроликов, у него была старая винтовка со скользящим затвором. По утрам в воскресенье, когда вся деревня — в том числе и моя мать — шла в церковь, он вел меня в лес, и мы стреляли.
Когда я подрос, мы продвинулись до копии «беретты», которую отец заказал по почте. Стреляла она только пульками, но мы ставили в лесу мишени в человеческий рост. Десять мишеней. Попадание в голову — десять очков, в корпус — пять. В день, когда мне исполнилось шестнадцать, я впервые выбил сто. За это отец позволил мне носить свою любимую охотничью куртку и взял в пивную вместе с друзьями. Вскоре вся деревня узнала, что его единственный сын станет снайпером в британской армии.
Этого не произошло. Я так и не пошел в армию. Однако десять лет спустя нашел заклинившую «беретту», очень похожую на ту, из которой когда-то стрелял, на улице в Александре, пригороде Йоханнесбурга. Только эта была настоящей. В обойме оставался один патрон. Потом я узнал, что в тот же день пуля, возможно, даже из найденного мной пистолета, оборвала жизнь фотографа, с которым мы два года занимали один кабинет. Фотограф прополз треть мили по улице — вокруг стреляли, люди перепрыгивали через его тело — и умер посреди дороги.