— Можете не опасаться Гастингса, милорд, — уверял Кейтсби. — Он не видит ничего страшного в разделении Совета. Этот идиот думает, будто я докладываю ему и остальным обо всем, что здесь происходит.
— Пока Гастингс считает, что вы блюдете его интересы, мы можем выкинуть его из головы, — ответил герцог. — Я прощаюсь с вами, сэр Уильям, и займусь другими нашими делами. И я готов в любое время предложить вам титул лорда. Неплохо?
Кейт в душе обиделась за Гастингса, но одновременно и призадумалась. Интересно, что он мог сделать такого, что обидело ее отца и этого выскочку-адвоката?
А вскоре как-то вечером к ним на обед заявился герцог Бекингем, важный, надменный северянин с грубоватыми манерами. Он был человеком компанейским: даже ее отец, такой немногословный и задумчивый в последнее время, а нередко и мрачный, словно траур, который он носил по брату, смеялся его шуткам.
Бекингем уделял много внимания герцогине Анне, был с ней сама вежливость и выслушивал мнение хозяйки с таким видом, словно она изрекала жемчужины мудрости. Кейт подумала, что Бекингем хочет подольститься к Ричарду Глостеру, который, будучи регентом, обладал практически королевскими полномочиями.
Бекингем похвалил Джона.
— Славный парнишка, — заметил он. — Кем вы хотите стать, молодой человек? Рыцарем?
— Если этого пожелает мой отец, сэр, — ответил Джон. Он был воспитан в духе вежливости и послушания.
— Лично я не вижу к этому никаких препятствий.
Герцог улыбнулся, но Кейт подумала, что вид у отца очень усталый. А Джон, казалось, был на седьмом небе. Еще бы, стать рыцарем — о большем он и не мечтал.
— А эта прекрасная юная леди — вы уже нашли ей жениха? — поинтересовался Бекингем, отправляя в рот очередную куриную ножку и улыбаясь Кейт.
— Ну, девочке всего только тринадцать, — возразила Анна. — О замужестве пока думать рановато.
— Что вы, герцогиня, в самый раз. Полагаю, милорд мог бы найти ей хорошего мужа, который одновременно был бы полезен нам как союзник, — сказал Бекингем. — Как говорится, убить одним выстрелом двух зайцев.
— Всему свое время, Гарри, — оборвал его Глостер. — Я хочу, чтобы моя красавица Кейт еще какое-то время побыла при мне. Еще вина? — И на этом тема ее замужества, к великому облегчению Кейт, была закрыта.
В тот вечер Бекингем с отцом допоздна засиделись за столом. Они уже приканчивали третий графин вина, а свечи почти догорели. Джона отправили спать, а Кейт с рукоделием пристроилась у камина. В дальнем конце зала наигрывал на лютне один-единственный музыкант. Кейт узнала мелодию старой французской песни «Mon souverain désir»
[21]
и незаметно для себя стала подпевать.
— А что королева? — внезапно спросил Бекингем.
Глостер раздраженно фыркнул:
— Она упорствует и ни за что не желает покинуть убежище. Да что говорить, она стала настолько несговорчивой, что члены Совета больше не хотят ее посещать.
— Кто-то должен убедить королеву, что ей нечего вас опасаться, милорд, — вставила герцогиня.
— Это так, но вот как насчет меня: должен ли я ее опасаться?
— Может, будет лучше, если королева останется в убежище, — сказал Бекингем. — По крайней мере, мы будем знать, где она находится и что затевает. Но остается вопрос: что делать с герцогом Йорком?
— Он должен как можно скорее покинуть Вестминстерское аббатство, — сказал Глостер. — Не годится, чтобы мальчик его лет сидел взаперти с матерью и сестрами. И потом, юный герцог должен присутствовать на коронации. — Глостер встал и начал расхаживать по комнате. Он выпил несколько кубков рейнвейна, отчего его походка стала слегка нетвердой. И сегодня — редкий случай — было заметно, что одно плечо у Ричарда чуть выше другого. — Я извлеку оттуда мальчика, что бы ни говорила эта женщина, — мрачным тоном пообещал он. — Представляете, как это будет выглядеть, если он не появится на коронации брата?
— Плохо, — ответил Бекингем. — Можно сказать, политический конфуз.
— Обходитесь с королевой помягче, милорды, — попросила Анна. Ее лицо в свете падающего из камина пламени казалось осунувшимся — она тоже чувствовала напряжение этих нелегких дней.
Пальцы Кейт автоматически перемещали иглу туда-сюда, сама же девочка полностью сосредоточилась на разговоре, происходившем у нее за спиной.
— Герцогу Йорку всего девять лет, — добавила герцогиня.
— У тебя мягкое сердце, Анна, — сказал Ричард. — Но девятилетним мальчиком не должны управлять женщины.
— Еще несколько лет, и он сможет взять в руки меч, — заявил Бекингем.
Герцогиня ничего не ответила — она вообще редко возражала мужчинам. Но Кейт могла себе представить, какие мысли одолевают ее мачеху: она наверняка подумала о своем маленьком хрупком сыне, который вряд ли когда-нибудь станет достаточно сильным, чтобы сражаться на поле боя.
— Да, милорд, вы должны настоять, чтобы королева отдала мальчика, — проговорил Бекингем. — Скажите Елизавете Вудвиль, что ее сыну в Тауэре необходимо общество сверстников.
— Ну что же, на самом деле так оно и есть, — согласился Глостер.
— Простите меня, милорды, но уже поздно, и я вас покидаю, — сказала Анна, отодвигая стул от стола, и оба герцога встали.
Это был знак для Кейт: она тоже должна уйти. Собрав свое рукоделие, девочка пожелала доброй ночи отцу и Бекингему и пошла из зала следом за мачехой. Уходя, она услышала слова отца:
— А что с Гастингсом? Вы его вразумите?
— Я уже пытался, но это совершенно бесполезно, — ответил Бекингем.
Сити продолжал полниться слухами. Выезжая из дома, Кейт каждый раз с ужасом слышала, как простой народ, не стесняясь, обсуждает намерения и поступки знати. Она быстро поняла, что ей лучше помалкивать, потому что лондонцы, похоже, не жаловали всех северян вообще и ее отца в частности, считая их настоящими дикарями.
Это было ужасно, просто ужасно! Но сильнее всего на девочку подействовала встреча с монахом, проповедовавшим толпе на Бишопсгейт.
— Разве не понятно, что готовится страшная измена?! — кричал оратор, и его красное упитанное лицо наливалось гневом. — На что это похоже? Король в Тауэре, во власти герцога Глостера. Королева с детьми вынуждена скрываться в убежище, откуда боится и нос высунуть. Родственники же ее либо беззаконно арестованы, либо бежали на континент. А теперь еще пошли разговоры о новой вражде — между Глостером и лордом Гастингсом.
— Гастингс предан королю! — подал голос кто-то из толпы.
— Да, но у него нет причин быть преданным Глостеру, — ответил монах.
Тут уж Кейт не выдержала.
— Глостер тоже предан королю! — выкрикнула она. — Он хороший человек. — К огорчению Кейт, ее слова были встречены злобным улюлюканьем и насмешками.