Генрих, сам того не желая, раскрыл ей слишком многое! Если принцев сейчас не было в Тауэре и он задавал Кейт все эти вопросы, значит, ему не было доподлинно известно, живы принцы или нет. Разумеется, Тюдор искал доказательства того, что они мертвы, потому что в противном случае трон под ним начинал шататься и Генрих не мог считать, что их сестра по праву является наследницей дома Йорков. Если принцы живы, то они могут появиться в любую минуту — так сказать, восстать из мертвых — и предъявить претензии на его трон! Нет, новоиспеченный король понятия не имел, где они находятся. Теперь Кейт ясно понимала, в какой трудной ситуации он оказался. Все же хоть какая-то справедливость в этом мире существовала.
Кроме того, дочь Ричарда обратила внимание еще на одну фразу: «В Тауэре их сейчас нет». Неужели у нее есть основания надеяться, что принцы не были убиты?
— А их тела искали, ваше величество? — осмелилась спросить Кейт.
— Да. И поиски будут продолжаться. Тела, несомненно, рано или поздно обнаружат. Но я думал, что ваш отец как-то объяснял вам исчезновение своих племянников, — сказал Генрих.
— Нет, ваше величество, он никогда не говорил об этом. И я никогда не верила этим слухам, потому что была уверена: мой отец не способен на такое. Ведь доказательств убийства нет, насколько я понимаю?
Генрих смерил ее строгим взглядом.
— Пролить кровь ребенка — страшное дело, — проговорил он. — Это самое отвратительное из преступлений, и я непременно узнаю правду.
— Ваше величество, я бы тоже хотела знать правду, — тихо произнесла Кейт.
Он недовольно посмотрел на нее:
— Значит, вам больше нечего мне сообщить?
— Абсолютно нечего, ваше величество. Мне очень жаль.
Король отпустил ее, еще раз предупредив, что об их разговоре никто не должен знать. Когда Кейт вышла, колени ее дрожали. Она понимала, что нажила себе врага; впрочем, этот человек и раньше был ее врагом, зная, кто она такая.
«Правильно ли я поступила?» — спрашивала себя Кейт.
Она раскрылась перед Генрихом Тюдором, но он тоже разоблачил себя и, несомненно, нашел ее непокорной и дерзкой. Что ж, она намеренно вела себя таким образом: Кейт ни за что не позволила бы ему гнусными инсинуациями втоптать в грязь имя ее отца. Она должна была заявить о себе. И все же Кейт показалось, что Генрих поверил, когда она сказала, что ничем не может ему помочь.
Катерина
Август 1561 года, лондонский Тауэр
Не могу пожаловаться на то, как со мной обращаются.
Я провела здесь всего шесть часов, а сэр Эдвард уже позволил мне подышать воздухом в его саду, сообщив, что впредь такая возможность — часовая прогулка — будет предоставляться мне ежедневно. Конечно, как и сегодня, меня будут сопровождать вооруженные бифитеры, но я с облегчением узнала, что не буду все время заперта в четырех стенах. И вот я здесь, смотрю не на тюремные стены, а на высокое голубое небо — творение Божье. Сад прекрасен, под сенью шуршащих листвой деревьев распускаются великолепные цветы. И на протяжении тех нескольких минут, когда я сижу на каменной скамье, мне кажется, что все не так уж и страшно.
Но теперь я должна вернуться в свою тюрьму, мой дух снова сломлен, и я превращаюсь в убитую горем женщину, жертву монаршего гнева, хотя мне и подают превосходный обед. Меня пугает не столько само заключение в Тауэре, сколько гнетущая неизвестность относительно нашей будущей судьбы.
Приходит лейтенант, спрашивает, все ли меня устраивает, удобно ли мне. Похоже, его манеры стали чуть более жесткими, чем прежде. Или мне это только кажется?
— Все хорошо, сэр Эдвард, — говорю я. А потом у меня помимо воли вырывается: — Что со мной сделают?
Лейтенант медлит, и мне его молчание кажется зловещим: он словно подыскивает подходящие слова.
— Насколько мне известно, миледи, еще ничего не решено. Мне приказано держать вас здесь до получения дальнейших инструкций. Мне известно, что вас будет допрашивать Тайный совет, а пока я хотел бы задать вам несколько предварительных вопросов. Ее королевское величество поручила мне передать вам, что вам не следует ждать от нее милости, если вы не скажете, кто из придворных был осведомлен о вашем союзе с лордом Хартфордом. Она считает, что тут были замешаны еще несколько человек. И если вы не назовете всех, я должен вас предупредить, что недовольство королевы вами усилится.
От этих слов меня пробирает дрожь.
— Сэр, я категорически возражаю против того, что существовал какой-то заговор. Лишь несколько человек знали о моем браке.
— Кто? — Лейтенант садится за стол, достает из сумки писчие принадлежности, макает перо в чернильницу и ждет.
— Священник.
— Как его зовут?
— Он не назвался. — Перо царапает по бумаге — сэр Эдвард пишет.
— В каком приходе он служит?
— Боюсь, и этого я тоже не знаю.
— Кто присутствовал на церемонии в качестве свидетелей?
— Леди Джейн Сеймур. Но она умерла.
— А еще кто? Ведь, чтобы брак был признан действительным, свидетелей должно быть двое.
— Второго свидетеля не было. — Я замолкаю на мгновение. — Мы попросили выступить в этом качестве священника.
— Кто еще знал о вашем замужестве?
— В тот момент — больше никто. Потом уже я доверилась своей горничной, госпоже Ли. — Я категорически не хочу выдавать любимую старую няню Эллен.
— Что стало с госпожой Ли?
— Она уехала в деревню ухаживать за больной матерью и не вернулась.
— Кто-нибудь еще знал о вашем браке?
— Господин Глинн, слуга лорда Хартфорда, он уехал во Францию. А потом, уже некоторое время спустя, я призналась лорду Роберту Дадли и госпоже Сентлоу.
— И больше никому?
— Нет.
— Даже герцогине Сомерсет?
— Нет. Мы ей не сказали.
— Вы уверены? Вы готовы принести в этом присягу?
— Да, сэр.
— Вы можете показать мне брачное свидетельство?
Я снова замолкаю на несколько секунд.
— У меня его никогда не было.
Брови сэра Эдварда взлетают вверх.
— Значит, у вас нет никаких доказательств того, что этот брак действительно был заключен?
— Ничего подобного, у меня было бесспорное доказательство! Дарственная на землю — сразу после венчания муж сделал мне этот подарок. Документ лежал в том самом ларце, что сейчас перед вами, но потом куда-то исчез. — Лейтенант хмурится. — Уверяю вас, сэр, граф Хартфорд действительно сделал мне этот подарок! Дарственная была написана на пергаменте, он преподнес ее мне на шестой день после венчания. Но с тех пор мы столько раз переезжали с места на место, что документ потерялся. И я не могу сказать, где он. — Я чуть не плачу от чувства безысходности. — Мой добрый сэр Эдвард, вы должны мне верить. У меня была эта дарственная. И я честно расскажу вам все о церемонии бракосочетания, а также о том, что ей предшествовало, и о том, что случилось после.