Приближается ночь.
Сильнее страха может быть только злость, и я разозлился. На механика из Ландера, который «починил» машину, на себя за то, что съехал с автострады, заранее не просчитав все возможные варианты. Нужно было купить побольше воды, шоколадных батончиков и чипсов — тогда не пришлось бы слушать голодное урчание желудка.
Я вышел из машины, закурил и громко выругался. Половина девятого, почти темно, что мне делать?
Главное, не терять голову! К девяти я принял решение. До города два километра — минут двадцать ходьбы, не больше. Если «Мутный глаз» открыт, закажу себе жареной картошки и пива. Какая разница, как выглядят эти люди! Хотя бы наемся до отвала!
До города добрался без приключений. Стало совсем темно, но в «Мутном глазе» горит свет. Надо же, удача-то какая!
Фортуна — дама непостоянная: через секунду окна стали темными, и на крыльцо вышла официантка. Похоже, дверь закрывает. Я хотел попросить ее задержаться, но так и не решился. Официантка обернулась. Странно! Разве она меня видит? В отличие от всех остальных, женщина со мной заговорила. Голос слабый, некоторые звуки теряются, как у больных заячьей губой или волчьей пастью, но в целом приятный.
— Я смотрела в окно и видела, как вы вернулись.
На улице ни одного фонаря, и я не мог различить ее уродства. Похоже, мне попался нормальный собеседник! Ну, почти нормальный; отрешиться от того, что видел в зеркале, никак не удавалось.
— Машина сломалась, — пояснил я, стараясь держаться как можно естественнее. — Думал, вы еще открыты... Перекусить хотел.
Ответила женщина не сразу.
— Простите, — наконец сказала она, — ресторан закрылся полчаса назад. Я просто не успела вовремя домыть посуду. Ничего горячего не осталось.
— Может, пиво и жареный картофель, пусть холодный, неважно!
— Я уже выручку сдала...
— Не нужен мне ни чек, ни сдача! Заплачу, сколько скажете!
Снова повисла неловкая пауза.
— Жареный картофель и пиво? — переспросила она.
— Да, пожалуйста!
— А ночевать где будете, в машине?
— Да, если не найду гостиницу.
— Не найдете. Вам нужно как следует поесть и выспаться.
Какая странная ночь! Даже сверчков не слышно.
— Я живу одна, — пропела незнакомка. — Можете переночевать в гостиной, а я поджарю отбивные.
— Нет, спасибо, — быстро проговорил я в ужасе от мысли, что придется снова увидеть ее лицо.
— Свет включать не будем, бояться нечего.
— Дело не в этом! Просто неудобно вас затруднять, — соврал я.
— Вы нисколько не затрудните, — с чувством сказала женщина. — Хочу вам помочь! Я всегда в милосердие верила...
Она уходит, нужно быстро принимать решение. Диван — это, конечно, лучше, чем спать в машине! Да еще горячие отбивные...
Но ее лицо... Боже, ну как мне поступить?
Наверное, к такому отношению ей не привыкать. А что бы я на ее месте чувствовал? Милосердие. Она сказала, что верит в милосердие. Может, и мне пора в него поверить? И я пошел за ней вовсе не ради горячих отбивных, а потому, что хотел поступить по-человечески.
Незнакомка жила в трех кварталах от ресторана. Безмолвные силуэты домов, полная тишина, даже ветер стих.
Двухэтажный викторианский дом. Скрипнуло деревянное крыльцо, мы вошли. Хозяйка сдержала слово и не стала включать свет.
— Гостиная прямо и налево; диван у противоположной от входа стены. Располагайтесь, а я отбивными займусь.
Диван оказался необыкновенно мягким и уютным. Я с наслаждением вытянул ноги. В кухне наверняка горел свет, но до меня не доходил даже слабый отблеск, только шипение и умопомрачительный аромат жарящегося мяса. Вроде хозяйка идет...
— Я не спросила, какие отбивные вы любите, поэтому приготовила средние: без крови и без румяной корочки.
— Великолепно! — Я так проголодался, что мог проглотить и быка.
Не включая свет, женщина поставила передо мной поднос, а потом принесла отбивные, хлеб, масло, соус и пиво. Я уничтожил все в мгновение ока. Очень вкусно, великолепно, божественно, восхитительно!
Едва сдержался, чтобы не облизать пальцы. Наверное, тарелка блестела, но в темноте не разглядишь.
Присевшая на стул хозяйка молчала.
— Очень вкусно! — блаженно щурясь, проговорил я. — Как мне вас отблагодарить?
— Вы уже отблагодарили.
О чем это она? На полный желудок всегда туго соображаю.
— Вы так и не спросили.
— О чем не спросил? Не понимаю...
— Еще как понимаете! Вам ведь не терпится узнать...
— Узнать?
— Почему местные жители так уродливы?
По спине побежал холодок. Мне действительно хотелось узнать. Город необычный, люди, мягко говоря, странные. Однако я сдержал любопытство. Эта женщина так добра! Зачем лишний раз заострять внимание на ее уродстве? Выбившееся из-под контроля воображение услужливо нарисовало то, что я несколько часов назад видел в зеркале: один глаз, челюсти вообще нет, вместо носа две прорези, огромные чирьи.
Меня затошнило, и не только от воспоминаний. Кажется, в животе началась революция, будто я не сочную отбивную, а улей проглотил.
— Все дело в грехах, — проговорила женщина.
Я испуганно заерзал.
— Давным-давно, в Средние века, некоторые священники бродили по деревням. Вместо того чтобы слушать исповеди, они очищали души. Каждый из селян приносил что-нибудь из еды и ставил на стол. Священник шептал молитвы, и грехи жителей деревни переходили в еду.
Безотчетный страх захватил меня в ледяные объятия, я почувствовал вкус желчи.
— А потом начинался пир, священник съедал чужие грехи.
В мелодичном голосе столько ненависти, что хотелось бежать без оглядки.
— Люди знали, что ради них священник обрекает себя на страдания, и щедро платили. Естественно, находились и скептики, считавшие, что это чистой воды жульничество. Они ошибались.
Женщина встала.
— Потому что доказательство было налицо в прямом и переносном смысле. Грехи словно расползались по телу священника и, стремясь вырваться, уродовали его.
Со стульчика, где сидела хозяйка, послышался какой-то шорох.
— Грехи умели есть не только священники, но и некоторые женщины, — негромко проговорила она. — Вот только что делать, если грехоед сам захочет очистить свою душу? Как избавиться от своих и чужих грехов? Передать другому, вернее, скормить.
— Вы сумасшедшая! Выпустите меня отсюда!
— Потерпите, совсем чуть-чуть осталось.