Крайние меры - читать онлайн книгу. Автор: Лоренсо Сильва cтр.№ 23

— Невинное? Да отпечатки твоих пальцев разбросаны по всей системе жизнеобеспечения. Что тебе понадобилось в?..

— Берт, ты должен мне поверить. Все это чудовищная ошибка. От чего бы ни умер Миллгейт, я к этому не имею ни малейшего отношения.

— Послушай, я тебе верю. Но я не единственный, кого тебе придется убедить в своей невиновности. Как, например, ты объяснишь полиции, что...

Промелькнула какая-то тень, и Берт торопливо глянул из строительных джунглей в сторону тротуара. Заслышав шум, Питтман посмотрел туда, откуда он исходил, и при свете фонаря увидел силуэт мужчины. Лица Питтман не мог рассмотреть, но отчетливо увидел, что он в огромной, не по росту ветровке. Мужчина полез за пазуху.

Нет! Питтман шагнул назад, но отступать было некуда — он оказался прижатым к мусорному ящику.

В отчаянии Питтман хотел метнуть в мужчину сумку, но, когда поднял ее, раздался выстрел.

Звука почти не было слышно, как будто ударили кулаком по подушке.

Сработал глушитель. Пуля пробила сумку и просвистела мимо. Питтман потерял равновесие и упал между мусорными ящиками, стукнувшись спиной о бетон.

Убийца шагнул в тень. Питтман в панике смотрел на него, ожидая вторую пулю. Но металлический звук заставил убийцу обернуться в сторону Берта, который споткнулся о строительные леса.

Пуля ударила Берта в грудь, и он пошатнулся, хватая ртом воздух.

Питтман лихорадочно пытался расстегнуть «молнию» на спортивной сумке.

Убийца повернулся к Питтману, и в этот момент Берт наткнулся на поперечину лесов, отшатнулся от нее и, нелепо размахивая руками, схватился за первую подвернувшуюся опору. Такой опорой оказался убийца. Тот, ощутив на своих плечах руки Берта, сбросил их, повернулся и всадил в него еще одну пулю — на этот раз в лицо.

Сумка наконец открылась.

Убийца повернулся к Питтману, наводя на него пистолет.

Питтман выхватил свой кольт и нажал на спуск.

Выстрел грянул будто гром, не то что из пистолета с глушителем, и эхом пронесся по узкому пространству между мусорными ящиками. У Питтмана едва не лопнули барабанные перепонки, но он все нажимал и нажимал на спусковой крючок.

И остановился, лишь когда исчезла цель, человек в ветровке куда-то пропал.

На таком узком пространстве невозможно было промахнуться. Убийца лежал на спине. Из груди, горла и левой глазницы лилась кровь.

Питтмана едва не стошнило, во рту стало горько. Нет, он должен выдержать все до конца. Должен помочь Берту.

Питтман проковылял к другу, пощупал запястье. Пульса не было.

Нет, Берт! Нет!

Несмотря на страшный шум в ушах, он услышал выкрики и отдаленный звук полицейской сирены. Замерев, словно в параличе, Питтман бросил последний взгляд на друга. Приближающийся рев сирены вывел его из состояния шока. Он схватил сумку, сунул в нее кольт и выскочил из-под строительных лесов.

На противоположной стороне закричала женщина. Питтман побежал по Двадцать шестой улице в направлении Парк-авеню.

«Господи, помоги мне», — молил он про себя.

Но его отношения с Богом оставляли желать лучшего из-за того, что Он забрал Джереми к себе.

Поэтому Питтман обращался к единственному существу, в посмертном существовании которого был уверен.

«Слушай внимательно, Джереми. Пожалуйста, сын, молю тебя. Помоги своему отцу».

Сколько он может продержаться, прежде чем его схватит полиция?

Один голос убеждал его бежать, мчаться не останавливаясь. Но другой, похожий на голос Джереми, советовал не привлекать внимание и вести себя так, будто ничего не произошло.

Далеко позади он слышал полицейские сирены. Должно быть, полицейские обнаружили трупы и поговорили с женщиной, которая закричала, услыхав выстрелы и увидев, как Питтман выбирается со строительной площадки. Теперь они начнут искать на Двадцать шестой улице бегущего человека со спортивной сумкой.

" — Прежде всего избавься от сумки, — раздался голос Джереми.

— От сумки? Но там одежда и пистолет.

— Зачем они, если ты попадешь за решетку?"

Ценой огромных усилий Питтман заставил себя не бежать. После того как он пересек Парк-авеню, машин и пешеходов стало значительно меньше. Увидев еще одну строительную площадку, куда не достигал звук сирен, и убедившись, что никто на него не смотрит, Питтман зашвырнул сумку в металлический сборник строительного мусора.

На Лексингтон-авеню Питтман повернул на юг.

Потея от напряжения и с трудом сдерживая желание перейти на бег, он обошел вокруг закрытого на ночь парка Грэмерси. Прошел еще немного на юг, надеясь, что не привлек ничьего внимания, свернул на запад и добрался в конце концов до парка на Юнион-сквер. Как же изменилась его жизнь всего за шесть часов, после того, как он выбрался из подземки и появился у себя дома!

Но сейчас путь домой для него закрыт, и он не знает, куда ему деться. Полиция наверняка взяла под наблюдение всех друзей, к которым он мог бы обратиться за помощью. Служащим отелей приказано следить за каждым, кто станет расплачиваться с помощью кредитной карточки.

— Эй, не знаешь, почему там сирены? — спросил Питтмана сутулый тип с заросшим многодневной щетиной лицом. Он расположился на металлической скамье, зажав в руке бумажный пакет с бутылкой спиртного. Его пальто на локтях было продрано. Волосы всклокочены. Во рту отсутствовали два передних зуба. На вид Питтман дал бы ему лет шестьдесят, хотя ему могло быть и не больше тридцати.

— Будь я проклят, если знаю. — Питтман в изнеможении опустился на скамью рядом с бродягой.

Тот некоторое время молчал, потом вдруг спросил:

— Ты о чем?

— О сиренах.

— Каких?

— Ты спросил, почему сирены.

— Они нарушают мой мир и покой.

— И мой тоже.

— Эй, ты что тут расселся?

Взревела сирена, засверкали маяки на крыше, и патрульная полицейская машина, объехав парк, устремилась на север по Бродвею.

— Еще одна, — произнес бродяга. — Нарушает мой... Ты все еще сидишь здесь, зараза. — Оборванец переложил бутылку из руки в руку. — Скамья моя. Так что нечего тут рассиживаться...

Мимо с воем пронеслась еще одна полицейская машина.

— Не дергайся, — сказал Питтман.

— Хочешь украсть у меня скамью! — закричал бродяга.

— Я же сказал, не дергайся.

— Эй, где здесь копы?

— Я тебе заплачу за аренду.

— За что?

— За аренду. Ты прав, скамья твоя. И я должен платить. Как насчет десятки?