— Говорите тише.
— Послушайте меня, — весь дрожа шептал Лэндиш. — Элиот сказал, что там имя шпиона из Управления, но источник информации боялся и требовал дать курьера, которому мог бы доверять. Так как я знал такого курьера, на меня пал выбор.
— И вы поверили в это?
— Он мой друг. — Лэндиш яростно взмахнул рукой. — Наши ведомства часто сотрудничали. Если вы хотите узнать, что было в посланиях, спросите человека, который передавал их мне.
— Конечно. Нужно только сесть на самолет в Москву и…
— Нет. Он значительно ближе.
— Где?
— В Париже. Он работает в советском посольстве.
— Вы лжете. — Сол срезал один листик.
— Не лгу! Неужели вы не понимаете, какое это нежное создание? Даже один листик может…
— Тогда вам придется привести доказательства в подтверждение сказанного вами, потому что я собираюсь срезать второй.
— Это единственный в мире экземпляр.
Сол нацелился ножницами на черенок листика.
— Виктор Петрович Кочубей.
— Ну и что дальше?
— Он их атташе по вопросам культуры. Организует гастроли советских оркестров и танцевальных ансамблей во Франции.
Прекрасный скрипач, иногда сам совершает гастрольные поездки, как исполнитель.
— Он, разумеется, агент КГБ?
— Он отрекся от коммунизма, — ответил Лэндиш, разведя руки в стороны. — Пятнадцать лет назад он пытался бежать на Запад, но его схватили. Было очевидно, что он попробует вновь бежать при первой же возможности. Советы пошли на компромисс и разрешили ему жить в Париже при условии, что он будет использовать свой талант на благо Родины. Дети Кочубея остались в Москве. Там они прекрасно устроены: хорошая работа, отличные квартиры. Ему ясно сказали, что их благополучие будет зависеть от его поведения.
— Вы не ответили на мой вопрос. Он из КГБ?
— Конечно. Попытка бегства была разыграна, но цель-то достигнута. Сейчас у него превосходное прикрытие.
— Готов держать пари, вы часто ходите на его концерты.
— Сейчас уже не так часто. — Лэндиш пожал плечами и испуганно посмотрел на розы. — Однако десять лет назад мне было совсем не трудно тайно встречаться с ним. Мы говорили с ним о прекрасной русской музыке, и он передавал мне послания. Однажды я тоже передал ему одно. Но они все были запечатаны. Я никогда их не читал. Если вы хотите узнать, что в них, вы должны поговорить с Кочубеем.
Нацелив лезвия ножниц на стебель бледно-голубой розы, Сол пристально посмотрел на Лэндиша.
— Я рассказал вам все, что знаю, — печально произнес Лэндиш. — Я понимаю, что вы должны убить меня, чтобы я не смог его предупредить, но умоляю вас не трогать розы.
— А если вы лжете? Если вашей информации грош цена?
— Какие гарантии вам нужны?
— Никаких. Если вы будете мертвы, я не смогу вам отомстить. Какой тогда смысл уничтожать другие розы? Мертвецу все равно.
— Значит, мы договорились?
— Нет. Вы поедете со мной. Если я узнаю, что вы солгали, то увидите, собственными глазами, что могут сделать с теплицей бензин и спичка. Подумайте об этом по дороге. Может, еще что-нибудь вспомните.
— Вам никогда не вывезти меня через ворота мимо охраны.
— А я и не собираюсь это делать. Мы уйдем моим путем. Через стену.
— Разве я похож на альпиниста? — Лэндиш невесело усмехнулся.
— Мы поднимем вас.
— У меня слишком хрупкие кости.
— Хорошо, подъема не будет.
— Тогда как? Это невозможно.
Сол кивнул в сторону угла.
— Все просто.
— Что?
— Мы воспользуемся той лестницей.
15
На фоне открытого окна тихо шевелились шторы. Крис посмотрел на серое небо и глубоко вдохнул соленый воздух. Поежился от сырости. Сердитый ветер вздымал волны Канала.
— Я поеду вместо тебя, — с тревогой в голосе сказал он.
— Нет, — возразил Сол. — Мы же договорились, что один из нас останется здесь с Лэндишем, а двое поедут к Кочубею. Мы вытащили карты, чтобы решить, кто поедет, а кто останется. Ты вытащил самую маленькую, значит, тебе и оставаться.
— Но я не хочу.
— Тебе захотелось стать героем?
— Конечно, нет.
— Тогда в чем дело? Не могу поверить в то, что все дело в Эрике. — Сол повернулся к Эрике, — она привязывала Лэндиша к стулу. — Не обижайся. Я знаю, у тебя замечательное чувство юмора.
Девушка показала кончик языка.
— В чем дело? — спросил Сол, поворачиваясь к Крису.
— Это безумие. — Крис растерянно покачал головой. — У меня дурное предчувствие. Я знаю, что это все ерунда, но никак не могу от него избавиться.
— Какое еще предчувствие? — Крис отошел от окна.
— Ты. У меня ощущение, что с тобой что-то случится. Сол пристально посмотрел на Криса. Ни он, ни Крис не были суеверными. Они не могли себе этого позволить. Они полагались на логику и опыт, но даже во Вьетнаме замечали странные вещи. Например, солдаты, которым предстояло скоро вернуться домой, писали женам, подругам или матерям и отдавали письма друзьям со словами: “Передай его. Я знаю, что не вернусь”. И за день до отъезда получали пулю в голову. Другие отправлялись в обычное патрулирование — они делали это уже сотни раз, — но на этот раз говорили: “Мы больше не увидимся”, — и подрывались на минах.
— Когда оно появилось? — не сразу спросил Сол.
— В поместье Лэндиша.
— Когда ты увидел стену?
— Откуда ты знаешь? — удивился Крис.
— Потому что и у меня было такое же предчувствие.
— Что?
— У меня возникло ощущение, что я там уже был. Правда, через пару минут я все понял. Стена. Не понимаешь? Такая же, стена была у нас во “Франклине”. Вспомни, как мы тайком перелезали через нее” когда бегали за шоколадками. Помнишь, ночь, когда нас побили? Или ту ночь, когда я поскользнулся на льду, а ты спрыгнул, чтобы помочь мне, но ударился головой? А трамвай? Помнишь?
— Ты вытащил меня из-под колес и спас мне жизнь.
— Вот и объяснение. Мы оба вспомнили ту ночь. В поместье Лэндиша я начал тревожиться за тебя. Мне показалось, что у тебя неприятности и я должен спасти тебя. Та же самая мысль пришла в голову тебе. Ты всегда стремился спасти мне жизнь.
— Ну, скажем, раза два. — Крис улыбнулся.
— Стена заставила тебя захотеть сделать это еще раз. Расслабься. Кое-что наверняка произойдет. Мы едем с Эрикой в Париж к Кочубею. Вот это и произойдет.