— Перейти границу теперь трудно, но все-таки возможно.
— Я не собираюсь переходить.
— Вы можете жить здесь, сколько вам захочется. Вы увидите,
что я за человек.
— Сейчас мне надо идти, но я запомню адрес и вернусь.
Он покачал головой.
— Вы не вернетесь, раз вы так говорите. Я думал, у вас
правда не все в порядке.
— У меня все в порядке. Но всегда приятно иметь адрес друга.
Я положил на стойку десять лир в уплату за кофе.
— Выпейте со мной граппы, — сказал я.
— Это не обязательно.
— Выпейте.
Он налил два стакана.
— Помните, — сказал он. — Приходите сюда. Не доверяйтесь
никому другому. Здесь вам будет хорошо.
— Я в этом уверен.
— Вы уверены?
— Да.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Тогда позвольте сказать вам одну вещь. Не разгуливайте в
этом мундире.
— Почему?
— На рукавах ясно видны места, откуда спороты звездочки.
Сукно другого цвета.
Я промолчал.
— Если у вас нет бумаг, я могу достать вам бумаги.
— Какие бумаги?
— Отпускное свидетельство.
— Мне не нужны бумаги. У меня есть бумаги.
— Хорошо, — сказал он. — Но если вам нужны бумаги, я могу
достать вам все, что угодно.
— Сколько стоят такие бумаги?
— Смотря что именно. Цена умеренная.
— Сейчас мне ничего не нужно.
Он пожал плечами.
— У меня все как следует, — сказал я.
Когда я выходил, он сказал:
— Не забывайте, что я ваш друг.
— Не забуду.
— Еще увидимся.
— Непременно, — сказал я.
Выйдя, я обогнул вокзал, где могла быть военная полиция, и
нанял экипаж у ограды маленького парка. Я дал кучеру адрес госпиталя. Приехав в
госпиталь, я вошел в каморку швейцара. Его жена расцеловала меня. Он пожал мне
руку.
— Вы вернулись! Вы невредимы!
— Да.
— Вы завтракали?
— Да.
— Как ваше здоровье, tenente? Как здоровье? — спрашивала
жена.
— Прекрасно.
— Может быть, позавтракаете с нами?
— Нет, спасибо. Скажите, мисс Баркли сейчас в госпитале?
— Мисс Баркли?
— Сестра-англичанка.
— Его милая, — сказала жена. Она потрепала меня по плечу и
улыбнулась.
— Нет, — сказал швейцар. — Она уехала.
У меня упало сердце.
— Вы уверены? Я говорю о молодой англичанке — высокая,
блондинка.
— Я уверен. Она поехала в Стрезу.
— Когда она уехала?
— Два дня тому назад, вместе с другой сестрой-англичанкой.
— Так, — сказал я. — Я хочу попросить вас кое о чем. Никому
не говорите, что вы меня видели. Это крайне важно.
— Я не скажу никому, — сказал швейцар.
Я протянул ему бумажку в десять лир. Он оттолкнул ее.
— Я обещал вам, что не скажу никому, — сказал он. — Мне
денег не надо.
— Чем мы можем помочь вам, signor tenente? — спросила его
жена.
— Только этим, — сказал я.
— Мы будем немы, — сказал швейцар. — Вы мне дайте знать,
если что-нибудь понадобится.
— Хорошо, — сказал я. — До свидания. Еще увидимся.
Они стояли в дверях, глядя мне вслед.
Я сел в экипаж и дал кучеру адрес Симмонса, того моего
знакомого, который учился петь.
Симмонс жил на другом конце города, близ Порта-Маджента. Он
лежал в постели и был еще совсем сонный, когда я пришел к нему.
— Ужасно рано вы встаете, Генри, — сказал он.
— Я приехал ранним поездом.
— Что это за история с отступлением? Вы были на фронте?
Хотите сигарету? Вон там, в ящике на столе.
Комната была большая, с кроватью у стены, роялем в
противоположном углу, комодом и столом. Я сел на стул возле кровати. Симмонс
сидел, подложив подушки под спину, и курил.
— Плохие у меня дела, Сим, — сказал я.
— У меня тоже, — сказал он. — У меня всегда плохие дела.
Курить не хотите?
— Нет, — сказал я. — Что нужно для того, чтобы уехать в
Швейцарию?
— Вам? Вас итальянцы не выпустят за границу.
— Да. Это я знаю. Ну, а швейцарцы? Как поступят швейцарцы?
— Они вас интернируют.
— Я знаю. Но какая механика этого дела?
— Никакой. Это очень просто. Вы можете ездить куда угодно.
Нужно, кажется, только являться на проверку или что-то в этом роде. А что? Вас
преследует полиция?
— Пока еще не ясно.
— Если не хотите говорить, не надо. Хотя любопытно было бы
послушать. Здесь не бывает никаких происшествий. Я с треском провалился в
Пьяченце.
— Да что вы!
— Да, да, очень скверно прошло. И ведь хорошо пел. Я
собираюсь попробовать еще раз — здесь, в «Лирико».
— Очень жаль, что мне не удастся послушать.
— Вы страшно любезны. У вас что, серьезные неприятности?
— Не знаю.
— Если не хотите говорить, не надо. А почему вы здесь, а не
на этом треклятом фронте?
— Я решил, что с меня довольно.
— Молодец. Я всегда знал, что вы не лишены здравого смысла.
Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Вы так заняты.
— Ничуть не бывало, дорогой Генри. Ничуть не бывало. Я буду
рад чем-нибудь заняться.
— Вы примерно моего роста. Не сходите ли вы купить для меня
штатский костюм? У меня есть костюмы, но они все в Риме.
— Да, ведь вы там жили раньше. Что за гнусное место! Как вы
могли там жить?
— Я хотел стать архитектором.