— Носорог был символом гнева Господнего, заслуженной кары.
— Очень интересно, — заметил турист. — Спасибо.
Фабель и Вагнер оставили его у витража продолжающим разглядывать удивительное изображение и качать головой.
— Я поражен вашей эрудицией, — признался Фабель с улыбкой.
— Я родился и вырос в очень религиозной католической семье, — пояснил Вагнер. — А это не проходит даром.
Фабель и Вагнер уселись на церковную скамью под одним из огромных витражей, сквозь который солнечные лучи отбрасывали на каменный пол красные, зеленые и синие пятна.
— Потрясающе, правда? — сказал Вагнер. — Вы знали, что Кёльнский собор оставался самым высоким зданием мира до конца девятнадцатого века? По-моему, он уступил первенство только Эйфелевой башне.
Фабель кивнул.
— Сколько на него ушло камня! Неудивительно, что строительство длилось три века.
— Это не только место поклонения, но и утверждение того, как велик Бог и как ничтожны мы.
— Насколько я понимаю, несмотря на то что ваше детство прошло в католической среде, вы не самый религиозный человек. Это так, Ульрих?
— После знакомства с досье на Витренко легче поверить в дьявола, чем в Бога.
— Я хотел бы познакомиться с этим досье. Это возможно?
Мимо прошел экскурсовод в одежде монаха с коробкой для подаяний и стопкой путеводителей. Он остановился около американского туриста и попросил того снять бейсболку.
— Здесь по-прежнему молятся, — пояснил монах.
— Доступ к нему очень ограничен, — ответил Вагнер, когда монах и американец отошли и не могли их слышать. — Нужно заполнить специальные формы, даже чтобы просто взглянуть на него. Я посмотрю, что можно сделать, Йен. Однако если вы хотите этим заняться, то нужно все оформить официально. Одного не в меру инициативного полицейского из Гамбурга, мешающего расследованию, с нас более чем достаточно.
— Это справедливо. Вам удалось выяснить то, о чем я просил?
Судя по выражению лица Вагнера, это было непросто.
— Отель «Линден» на набережной Конрада Аденауэра. Она поселилась там три недели назад. Девятнадцатого января. Прожила неделю и выписалась двадцать шестого. Вы понимаете, что получение этой информации не вполне законно?
— Из вас выйдет хороший разведчик, Ульрих, — улыбнулся Фабель. Он вспомнил, что отель «Линден» был первым в списке гостиниц, найденном ими с Анной в квартире Марии. — Так я могу рассчитывать, что увижу досье на Витренко сегодня вечером?
— Вечером? — нахмурился Вагнер. — Я попробую. Вообще-то я не имею права выносить досье за пределы офиса… Я заеду к вам в гостиницу около восьми.
— Спасибо. Я действительно очень признателен.
— Ладно, Йен. Только не забывайте, о чем мы договорились.
— Не забуду, — пообещал Фабель. — До вечера.
Он проводил взглядом Вагнера, направившегося к западному порталу собора и прошедшего при этом мимо мексиканского туриста, по-прежнему стоявшего возле витража и что-то записывавшего, время от времени поглядывая на носорога, которого не должно было быть.
4
Пока Ольга Сарапенко разговаривала с Бусленко по мобильному, Мария не сводила глаз с экрана монитора, дававшего не очень четкое изображение главного входа на виллу Молокова, и боялась, что пропустит уход Витренко.
— Тарас велел нам оставаться на месте, — сообщила Ольга, закончив разговор. — Он отправился в Линденталь и будет на месте минут через двадцать. Если Витренко к тому времени еще не уедет, Тарас проследит за его «лексусом».
— В одиночку? Бусленко повторяет мою ошибку.
— Тарас знает, что делает, — возразила Ольга и тут же, будто извиняясь поправилась: — Ты же понимаешь, что я хотела сказать. Его этому учили.
— Как и людей, за которыми он собирается следить, — отозвалась Мария, не отрывая глаз от экрана монитора.
Ольга подвинула стул и устроилась рядом с Марией — они обе напряженно вглядывались в экран, на котором уже ничего интересного не происходило. Два охранника. Один у двери, второй совершает обход. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мобильник Ольги снова зазвонил. Разговор был кратким.
— Он на месте. Мы должны сообщить, в какую сторону повернет «лексус», когда выедет из ворот.
5
По дороге в гостиницу Фабель зашел перекусить. Он устроился в угловой кабинке кафе-бара на первом этаже старинной пивоварни возле собора и заказал традиционное кёльнское пиво. Его всегда подавали в узких и высоких, похожих на пробирки бокалах, и Фабель обратил внимание на то, что, как только бокал опустошался, туг же приносился другой без всякого заказа. Затем он вспомнил о существовавшем в Кёльне обычае: свежее пиво будут приносить постоянно, пока клиент не накроет свой пустой бокал подставкой. В данный момент эта традиция показалась ему очень разумной. Он подумал, как хорошо было бы задержаться в таком уютном заведении и потихоньку напиться. Однако, к сожалению, он не мог позволить себе этого. Фабель ни разу в жизни не напивался до потери сознания, так как это означало бы потерять контроль над ситуацией и отдаться на волю случая. Подошел официант в длинном переднике и сказал что-то абсолютно непонятное. Фабель озадаченно посмотрел на него и потом рассмеялся, вспомнив о другой кёльнской традиции. В подобных местах официантов называли Kobes, и говорили они на непонятном местном диалекте, часто сдабривая свою речь крепкими словечками. Официант тоже ухмыльнулся и повторил вопрос на верхненемецком языке, после чего Фабель сделал заказ.
Кёльн разительно отличался от Гамбурга. Интересно, подумал Фабель, можно ли изменить себя, изменив окружение, в котором живешь? Если бы он родился здесь, а не на севере, был бы он другим человеком? Вернулся официант с его заказом и новым бокалом пива, и Фабель постарался выкинуть все эти мысли из головы. По крайней мере на какое-то время.
6
Прошло уже четыре часа, но Мария отказалась от предложения Ольги сменить ее у мониторов. Становилось темно, и вилла на экране превратилась в неясную геометрическую фигуру с ярко освещенными окнами. Неожиданно над дверью зажглись две лампы, осветив стоявшего на крыльце охранника.
— Передай Бусленко, что они выходят… — скомандовала Мария украинке.
Дверь распахнулась, и на пороге появился телохранитель Витренко. Заднюю дверь «лексуса» держали открытой для кого-то, кто еще не вышел из дома. Затем в дверном проеме показалась высокая фигура, при виде которой у Марии снова побежали мурашки по коже. Витренко мог изменить лицо, но какой-то первобытный инстинкт подсказал ей, что это тот самый человек, чья фигура навсегда врезалась ей в память. Он остановился и немного наклонил голову. Мария замерла. Ей казалось, что Витренко смотрит через камеру прямо ей в глаза.