Фабель поднялся с кровати, вышел в гостиную и, подойдя к окну, посмотрел на слабо поблескивающее озеро Ауссенальстер и мерцающие далеко за ним огни Уленхорста и Хохенфельда. Какое-то суденышко, несмотря на столь поздний час, пересекало озеро, и его бортовые огни медленно перемещались на темном фоне воды. Открывающийся из окна вид всегда действовал на него успокаивающе. Фабель представил плывущую к небу Лауру фон Клостерштадт. Но если Фабель любил окружающий его дом ландшафт за то, что он дарил ему чувство связи с городом, то Лаура потратила целое состояние, чтобы создать для себя обстановку одиночества, порвать с людьми и сделать так, чтобы из ее окна было видно только небо. Что могло заставить такую красивую и умную женщину обособиться от мира?
Фабель пытался представить, как Лаура плывет к заключенному в рамку громадного окна ночному небу. Но видел он лишь одиночество. В доме все говорило об одиночестве, о стремлении красавицы скрыться от объективов камер и внимания публики. Одинокая молодая женщина плыла в бесконечность, и шелковая вода ласкала ее прекрасное тело. Но вместе с ней в воде должен был находиться еще кто-то. Вскрытие показало, что она утонула в бассейне, а прижизненные следы на шее указывали на то, что ее насильно удерживали под водой. Меллер утверждал, что это было сделано одной рукой и следы с одной стороны оставлены большим пальцем, а с другой — всеми остальными. При этом патологоанатом добавил, что захват был очень широким.
Большая рука. Такая, как у Ольсена. И такая же, как у Герхарда Вайса.
Кто это был, Лаура? Кто находился в бассейне вместе с тобой? Почему ты решила пустить кого-то за столь тщательно возведенную тобой стену одиночества? Фабель смотрел в темноту и задавал вопросы мертвой женщине, поскольку ее родные ответить на них не могли. Фабель уже успел посетить их огромное поместье в Альтесланде. Находившийся там брат Лауры Губерт представил Фабеля родителям. Герр Петер фон Клостерштадт и его супруга Маргарита являли собой воплощение аристократической холодности. Петер, правда, выглядел несколько помятым, что явилось следствием смены часовых поясов и горечи от потери дочери. У него был несколько отсутствующий взгляд, а реакции казались замедленными. Что касается Маргариты фон Клостерштадт, то та прекрасно владела собой. Отсутствие каких-либо эмоций у матери Лауры заставило Фабеля вспомнить о первом впечатлении, которое произвел на него брат девушки, Губерт. Лаура явно унаследовала красоту матери, но в отличие от дочери красота Маргариты была резкой, бескомпромиссной и жестокой. Ей было немного за пятьдесят, но гладкости и упругости ее кожи могли бы позавидовать и двадцатипятилетние женщины. Фабелю вначале показалось, что она встретила его и Марию с привычным высокомерием, но, увидев, что ее лицо вообще не меняет выражения, оставаясь похожим на маску, отказался от этой мысли. Маргарита фон Клостерштадт не понравилась ему с первого взгляда. Его поражала невероятная сексуальная привлекательность этой уже немолодой женщины. От встречи не было никакой пользы, если не считать того, что она снова вывела Фабеля на агента Лауры Хайнца Шнаубера, который был, видимо, самым близким другом и доверенным лицом Лауры.
Фабель вдруг ощутил за спиной присутствие Сусанны. Она обняла его за талию и положила голову на его плечо так, что он почувствовал тепло ее тела.
— Прости, — сказал он, — я не хотел тебя будить.
— Ничего страшного. Что случилось? Опять скверные сны?
Он повернул голову, чмокнул ее в щеку и сказал:
— Нет. Просто мне в голову пришла одна мысль.
— И о чем же?
Теперь он повернулся к ней лицом, обнял и поцеловал в губы. Этот поцелуй оказался значительно более длительным.
— Я хочу, чтобы ты съездила вместе со мной в Норддейч — пора познакомить тебя с мамой.
Глава 35
10.30, среда 14 апреля. Нордерштедт, Гамбург
Хенк Германн изо всех сил старался поддерживать нечто отдаленно напоминающее беседу, но, получив множество односложных ответов, сдался и принялся изучать городской пейзаж за окном. За рулем была Анна. Припарковав машину рядом с домом Элерсов, она произнесла первую связную фразу с момента их отъезда от Президиума:
— Этот допрос буду вести я. О’кей? А ты будешь наблюдать и учиться.
Германн согласно кивнул и со вздохом спросил:
— А герр Клатт знает, что мы здесь? Парень из местной полиции.
Анна не ответила, а когда партнер расстегнул ремень безопасности, она уже успела пройти половину пути к дому.
Перед тем как выехать, Анна позвонила фрау Элерс. Ей не хотелось, чтобы женщина думала, что обнаружено тело дочери или следствие добилось существенного успеха. Анна сказала, что хочет всего лишь еще раз обсудить с ней некоторые детали. Она не стала говорить о том, что ее главная цель состоит в том, чтобы решить загадку, каким образом записка с именем Паулы могла появиться в руке «подменыша». Девушка страстно хотела стать тем человеком, который найдет Паулу и доставит ее домой. Пусть хоть в виде трупа.
Анна страшно удивилась, обнаружив, что герр Элерс находится дома. На его длинном тощем теле мешком болталась светло-голубая роба, покрытая слоем тонкой кирпичной пыли. Чтобы не испачкать обивку мебели в гостиной, он принес для себя стул из кухни и уселся на него. Анна догадалась, что фрау Элерс сообщила супругу о визите полицейских и тот сразу поспешил домой. Элерсы по-прежнему держались крайне напряженно, и Анна поняла, что у них нет никаких новостей. Она представила супругам Хенка Германна, и фрау Элерс, прежде чем снова усесться, отправилась в кухню, откуда вернулась с подносом, на котором стояли кофейник, чашки и вазочка с печеньем.
Анна сразу взяла быка за рога. И этим быком был Генрих Фендрих — бывший учитель Паулы.
— Мы уже столько раз это обсуждали, — произнесла фрау Элерс с отрешенным видом. Женщина выглядела такой усталой, словно много лет страдала от недостатка сна. — Мы не можем поверить, что герр Фендрих имеет какое-либо отношение к исчезновению Паулы.
— Но почему вы так в этом уверены? — произнес сидевший в углу с чашкой кофе на коленях Германн. Анна обожгла его взглядом, а он, не обращая на нее внимания, продолжил: — У вас для этого есть какие-то особые основания?
— Ну как вам сказать… — пожал плечами герр Элерс. — После исчезновения Паулы он очень, очень нас поддерживал. Герр Фендрих был единственным, кто по-настоящему переживал за судьбу Паулы. Его чувства были искренними, чтобы так сыграть, надо быть гениальным актером. Даже когда полицейские его постоянно допрашивали, мы знали, что они идут по ложному пути.
Анна задумчиво кивнула и, выдержав недолгую паузу, спросила:
— Скажите, а вам никогда не приходило в голову, что интерес, который герр Фендрих проявлял к Пауле, имел… не совсем достойный характер?
Герр и фрау Элерс посмотрели друг на друга (Анна так и не поняла, что означает их взгляд), а затем герр Элерс энергично замотал головой и выпалил: