Анна показалась в дверях:
— Магги, вы пока идите к себе. Я позже зайду, хорошо?
Старуха разочарованно кивнула и ушла в свою квартиру.
— Зачем вы отдали ей свой хлеб? — с любопытством спросила Анна, разбирая пакеты.
— Это я для нее купил.
Анна медленно повернула голову и уставилась на Сёрена непонимающим взглядом.
— Я вас ждал. В ее квартире. Мы увидели вас из окна, и когда вы так и не поднялись наверх, фру Снедкер предположила, что вы зашли в супермаркет, так что я пошел за вами, — честно объяснил он.
— И она попросила вас купить хлеба по дороге?
Сёрен кивнул.
— И вы купили?
Сёрен кивнул. Прошла десятая доля секунды, и Сёрен впервые услышал, как Анна смеется. Это продолжалось недолго, но очень ей шло.
— Сначала мы поужинаем, — сказала Анна. — Потом я выкупаю Лили и уложу ее, в семь часов. Вам придется подождать. Я не хочу, чтобы Лили видела меня после… Вы можете подождать в гостиной.
Сёрен бросил на нее короткий взгляд. Разве это возможно? Отложить новость об ужасном событии так, чтобы она встраивалась в распорядок дня? Он вышел в гостиную и сел на стул. Не то же самое ли сделал он сам, когда положил четыре младенческие фотографии Майи в коробку в подвале? Разве это не то же самое? Продолжать жить так, как будто ничего не случилось? Лили разглядывала его через открытую дверь, и он улыбнулся ей. Анна зашла в гостиную за миской и спросила:
— У вас есть дети?
— Я вам звонил вчера. Дважды. Почему вы не брали трубку? — сказал Сёрен, игнорируя ее вопрос.
— Я уходила… по делам, — быстро ответила Анна, направляясь с миской в руках обратно на кухню.
— Куда?
— К сожалению, я не могу вам этого сказать.
Сёрен вздохнул и насупился.
Где-то он уже это слышал сегодня.
Глава 11
Анна прекрасно знала, что главный зануда датской полиции пришел в супермаркет вовсе не за покупками. Она видела его перед домом Йоханнеса, заметила, что он пустился бежать за ней, и следила за тем, как он отчаянно колотил руками по отъезжающему автобусу. Как получилось, что теперь он сидит в ее гостиной и собирает с Лили пазлы, пока она готовит на кухне ужин, было выше ее понимания. Когда картошка сварилась, она взбила ее в пюре и резкими движениями швырнула тарелки на кухонный стол. Она его ненавидела. С тех пор как меньше недели назад он появился в ее жизни, все начало рассыпаться. Он не должен был покупать хлеб для Магги, не должен был нести на плечах ее дочь, он должен был оставить ее в покое, и она не хотела слышать то, что он собирается ей рассказать. Йоханнес не может быть мертвым. Слезы покатились по ее щекам. Миска с пюре стояла в раковине, от нее поднимался пар, и Анна вдруг наклонилась к раковине, как будто кто-то воткнул в нее нож.
Собравшись с силами, она пошла в гостиную за Лили.
— Ужинать, Лили, — сказала она, посылая главному зануде датской полиции острый взгляд. Его, черт бы его побрал, она на ужин не приглашала. Он наверняка, освободившись, поедет домой, к своей жене, у которой стрижка лесенкой, белые зубы и золотистая кожа, они обнимутся на диване из магазина «Болиа», и он подумает о том, как же он счастлив с Пернилле, или Санне, или как там ее могут звать, обязательно как-то гармонично и очень, очень политкорректно. Но сейчас, прежде чем освободиться, он играет тут в социального Робин Гуда и таращится на нее, бедняжку Анну, своими темно-карими глазами. Да еще веснушки эти! Мог бы, по крайней мере, в рабочее время оставлять их в своем шкафчике, веснушки — это чистое издевательство над всеми бомжами, уголовниками и Анной. Она его ненавидела.
Когда Лили заснула, Анна вышла в гостиную и нашла главного зануду датской полиции на стуле у окна рассматривающим Рантцаусгаде.
— На улице темно и холодно, — утвердительно сказал он, когда она вошла в комнату.
— Да что вы говорите!
Главный зануда датской полиции медленно отвернулся от окна и взглянул на Анну, которая уселась в дальнем углу дивана.
— Почему вы такая злая? — спросил он.
Анна взглянула на него. Ее одежда все еще пахла Лили, уложить малышку оказалось непросто, и когда она наконец заснула, Анна какое-то время сидела на полу, разглядывая ее. Потом она поднялась и вышла в коридор, чувствуя вдруг внезапную радость оттого, что он где-то там, что она не одна.
— Я такая злая, что могу убить, — тихо сказала она, и посмотрела сначала на свои руки, а потом на него.
Сёрен оперся локтями на колени и мягко взглянул на Анну:
— Йоханнес мертв. Но, я думаю, вы и сами догадались. Его убили. — Анна смотрела на него пустым взглядом. — Анна, это вы его убили? — спросил Сёрен, проникновенно глядя на нее.
— Да, конечно я. Как же я могу допустить, чтобы у меня остался хоть один друг на этом свете, — ответила она без выражения.
— Это значит — нет? — спросил он.
— Да. Это значит — нет. — По ее щекам покатились слезы, она вытирала их резкими движениями. — Что случилось? — спросила она. — Кто это сделал?
Сёрен покачал головой, как будто взвешивая, что он может и чего не может сказать, и в конце концов показалось, что он сдался. Сидеть в гостиной женщины, проходящей свидетелем по расследуемому делу, после окончания рабочего дня, само по себе было настолько за пределами допустимого, подумала Анна, что он вполне может идти до конца.
— Я не знаю, — ответил он. — Его убили в собственной квартире, это все, что я знаю. Это случилось уже сутки назад, и…
Анна вытаращила глаза.
— Да, но этого не может быть, — ликующе воскликнула она, как будто это значило, что Йоханнес все-таки жив. — Я получила от него сообщение на телефон сегодня утром. — Она поднялась и пошла за сумкой.
— Вот, смотрите сами, — сказала она, бросая Сёрену телефон с открытым сообщением.
Он долго разглядывал экран и проматывал сообщение вниз, наверняка чтобы проверить точное время и дату получения.
— Что это значит? — спросила Анна.
Сёрен не отвечал и смотрел перед собой, казалось, что у него в голове происходит какая-то оживленная работа. Спустя некоторое время он поднял на нее потемневший взгляд:
— Вам написал убийца.
Анна смотрела на него, ничего не понимая.
— Мы как раз нигде не могли найти его телефон, — продолжил Сёрен. — Убийца, судя по всему, унес его, и, чтобы выиграть время, ответил на ваше сообщение и наверняка на чьи-то еще. Чтобы никто ничего не заподозрил, — сказал Сёрен, глядя на Анну. — Йоханнеса убили несколькими ударами в затылок, это не очень-то приятное зрелище, кровь повсюду, — продолжал он, по-прежнему пристально ее рассматривая. Он отмечал, как она шевелила ногой, а когда она поеживалась, он странно морщил лицо. Это было неприятно, и ей вдруг стало страшно.