Образец XX был взят из ядра клетки ее собственной крови.
Образцу XY насчитывалось две тысячи лет. Они получили его из костей скелета, найденного в оссуарии, который она изучала в рамках секретного проекта в Ватиканском музее в июне. Мужчина. Его личность?.. От предположения ее по-прежнему бросало в дрожь.
Однако истинное различие — аберрация — было очевидным на обоих изображениях. Все дело в паре хромосом, помеченной номером 23. Нити ДНК были нормальной червеобразной формы, но в них не просматривались сжатые кольца спиралей. Более глубокое изучение выявило почему: гены 23-й пары не были структурированы в плотно переплетенные нити. Под микроскопом их структура напоминала… леденец? Вдобавок к этой генетической аномалии выяснилось, что нуклеиновые основания — гуанин, цитозин, аденин и тимин, найденные во всех хромосомах, — в номере 23 отсутствовали. А это, в свою очередь, вело к другому удивительному открытию: проведенное ранее кодирование нуклеинового основания, сделанное Шарлоттой и ее шефом Эваном Олдричем, просто дублировало «хромосому 23», или просто «23».
И «23-й» действовал, как суперорганическая наномашина,
[36]
перестраивая и записывая поврежденные клетки в остающийся набор хромосом, то есть занимаясь синтезом, постичь который Шарлотта пока была не в состоянии. Если его внедрить в организм — например, в организм ничего не подозревающей женщины, генетика тридцати с небольшим, больной раком костей, — он устремлялся по кровотоку, словно вирус, чтобы исправить поврежденное во всем теле кодирование.
Ей все еще не верилось, что у Эвана хватило мужества ввести «23-й» в ее организм. Ведь он знал, что это может убить ее. К тому же Эван был не из тех, кто полагается на волю случая. Эван заметил аномалию во время рутинного генного сканирования образца древней косточки, которую она прислала ему несколько месяцев назад, и понял, на что наткнулся. Просто тогда он был не в состоянии в точности объяснить это.
Когда в июне они возвратились из Рима, эту работу Олдрич поручил ей.
Пока что поиск ответов принес Шарлотте еще более сложные вопросы. Откуда взялась эта «двадцать третья»? Каким вообще образом она могла оказаться у человека, жившего две тысячи лет назад? Хромосома, которая избирательно смогла уничтожить несчетные столетия неблагоприятной генетической мутации? Это была беспрецедентная эпигенетическая загадка.
Шарлотта откинулась на спинку кресла и вздохнула.
Ей не давал покоя параметр «происхождение неизвестно». Серьезные исследователи давно наложили табу на эту тему, потому что размышления об этом уводили за пределы логического научного мышления. Непреодолимая сложность?
«Перестань думать об этом», — велела она себе.
Но перестать не удавалось. «Теория разумного начала»?
[37]
Если в ее анализе будет даже малейший намек на креационизм, с карьерой можно будет распрощаться навсегда.
«Давай, — увещевала она себя. — Ты можешь найти ответ. Ты можешь!»
Но даже если бы она и могла — как насчет коммерческого аспекта исследования? Это же станет ящиком Пандоры для медицины. Искоренение всех до единого заболеваний вызовет устрашающие последствия, например полный коллапс лечебно-промышленного комплекса.
— Так, теперь переведи дух, — пробормотала она.
— И за меня тоже, — донеслось от двери.
Шарлотта повернулась. На пороге стоял Эван, одетый так, как будто только что сошел с рекламного стенда. В темно-синем двубортном костюме от Армани, изящном сиренево-голубом в белую полоску галстуке, он являл собой самый серьезный корпоративный образ, принятый, правда, не по собственной воле, а по настоянию совета директоров. Она же по-прежнему предпочитала находиться на работе в обычном белом лабораторном халате, надетом поверх брючного костюма от «Энн Тейлор Лофт», купленного с сорокапроцентной скидкой.
— Ну как у тебя? — Он привалился плечом к дверному косяку.
— Сам знаешь. Все ломаю голову, как мы умудрились затолкать земной рай в пробирку, — ответила Шарлотта с нескрываемым сарказмом.
— Ты так говоришь, будто мы совершили нечто дурное.
Она пожала плечами.
Эван кивнул на монитор:
— Образец все так же стабилен?
— Да. Уровни ферментов в норме, итоговая сумма кровяных телец безупречна, ни единого следа раковых клеток. Ремиссия.
— Значит, все хорошо.
— Да, я не жалуюсь, — улыбнулась она. — По-прежнему считаешь, что мы должны помалкивать об этом?
Эван медленно и решительно кивнул.
— Поспешишь — людей насмешишь. Это маленькое чудо уже помогло компании модернизировать наши генные секвенсоры.
[38]
И теперь эти волчата могут учуять едва ли не каждое известное заболевание.
«Еще мягко сказано», — подумала она.
Бета-тестирование геноиндексатора ведущими исследователями-генетиками страны привело к объективно-беспристрастным восторженным рецензиям в самых престижных промышленно-отраслевых журналах и разворошило, как муравейник, весь рынок здравоохранения — от фармацевтических компаний до биотехнологических фирм и бессчетного количества клиник. Со всех уголков планеты на БМС обрушился шквал заказов, даря Эвану самую желанную дилемму исполнительного директора предприятия: как не отстать от производства и роста. Он без конца проводил встречи с готовыми рискнуть капиталистами на предмет финансирования мировой экспансии БМС. На Уолл-стрит уже вовсю шептались о «новой „Майкрософт“». Отсюда и этот шикарный костюм.
«Как же все переменилось буквально за несколько месяцев!» — подумала Шарлотта.
— Утверждать, что найдена панацея, конечно, рановато, — сказал Эван. — Учитывая, что даже мой лучший исследователь не может толком объяснить, что это такое.
Он сложил на груди руки, ожидая ее протеста.
— Даже так? — Она подавила соблазн вступить в полемику.
— Не исключена вероятность побочных эффектов, — пожав плечами, напомнил он.
— Например? У меня вырастет борода? — язвительно усмехнулась Шарлотта.
Олдрич рассмеялся.
— Нам надо всего лишь набраться терпения.
Улыбка растаяла на ее губах. Теми же самыми словами он недавно говорил об их отношениях. Понять это было можно: серьезные корпоративные обязанности теперь отбирали все ого время и энергию. Вот только проблема в том, что в дальнейшем вряд ли что изменится.