— Давай успокоимся, — сказал Валенте. — Ты думаешь, что закончила расчеты, так, дорогуша? Ну, так дай нам, дуракам, закончить нашу работу и не разогревай меня еще больше…
Он обернулся и ушел. Через минуту появилась Надя, но Элисы уже не было. Прошло несколько дней, прежде чем ей снова захотелось выйти на пляж, и с тех пор она всегда переодевалась у себя в комнате. Своей подруге правды об этой смене привычек она не сказала.
Позднее, когда ей удалось взглянуть на все более отстраненно, она поняла, что преувеличила. Элиса посмотрела на нападки Валенте с точки зрения их соперничества: понятно, его раздражало то, что она всегда раньше него приходит к цели. С другой стороны, она слишком робела в его присутствии. Валенте мог казаться непостижимым, неописуемым существом, но в конце концов он был просто более или менее хитрым придурком в кубе, который не упускал возможности ранить ее, когда замечал слабинку. Только это не его заслуга, а ее упущение.
Конечно, она восприняла его слова как пустое бахвальство. Никто не мог ее видеть, даже через окошко, а что касается шагов, она уже знала, откуда они доносились: миссис Росс в ту ночь была в кладовой, так она сказала Элисе на следующий день. Так что все было ясно. Валенте просто стрелял наугад, авось какой-то выстрел попадет в цель. Со временем у него это пройдет. Может, он поймет, что лучше заниматься работой, а не заигрывать с коллегами. Она больше о нем не думала, как не думала ни о каких других вещах, которые ее тревожили. Вообще с тех пор, как работа была окончена, она спала как убитая, не видела теней и не слышала шума.
В четверг, 18 августа, «иерусалимская энергия» легла на стол Бланеса, начисто выписанная на листе бумаги. Эксперимент был запланирован на следующий день. После того как Крейг и Марини получили видеозаписи со спутника и столкнули их с потоком энергии рассчитанной мощности, весь коллектив принялся грызть ногти в ожидании результатов.
Элисе выпала очередь помогать с уборкой, о которой в последние дни все немного забыли, и она с пылом принялась за эту задачу. Одновременно с ней на кухне работал Бланес. Бланес за вытиранием тарелок — она и не представляла, что когда-нибудь увидит подобный спектакль, особенно когда ходила на те напряженные лекции в университете Алигьери: совместная жизнь на острове была чревата такими казусами.
Внезапно воцарилась тишина. На пороге кухни стояли несколько человек с вытянутыми от разочарования лицами. Говорить пришлось Колину Крейгу:
— Оба изображения рассеялись.
— Не плачьте, — попробовал пошутить Марини, — но это значит, что нужно снова приниматься за расчеты.
Тогда никто не плакал. Потом, в уединении, возможно, да. Элиса была уверена, что они плакали, так же, как она, потому что все вставали с красными глазами, морщинами усталости и нежеланием говорить. Природа, казалось, присоединилась к трауру и в последние дни августа призвала плотные тучи и косой теплый дождь. Стоял сезон муссонов, пояснила Надя, хорошо знавшая большую часть планеты. «В летние месяцы здесь дует юго-западный муссон, «хулхангу», с самыми сильными и частыми дождями, как на Мальдивах». Самой Элисе никогда не доводилось видеть такой дождь: казалось, с неба падают не капли, а нити. Тысячи нитей, за которые дергали сумасшедшие кукольники, били по крыше, окнам и стенам и производили не стук капель, а какой-то постоянный гортанный гул. Временами Элиса, как зомби, поднимала глаза, смотрела на разбушевавшуюся стихию на улице, и ей казалось, что погода точное отражение ее внутреннего состояния.
В первый понедельник сентября, после особо тяжелого разговора с Бланесом, упрекавшего ее в медленной работе, ее охватила странная приторная горечь. Она не плакала, не делала ничего особенного: просто неподвижно сидела перед компьютером в лаборатории Клиссо, думая, что никогда снова не встанет. Прошло какое-то время. Возможно, несколько часов, точно она не знала. И тут она почувствовала запах и прикосновение мягкой руки к своему обнаженному плечу — легкое, как падающий листок.
— Пойдем, — сказала Надя.
Если бы Надя выбрала какую-то другую стратегию, например, упреки (столь щедро расточаемые ее матерью) или рассуждения (к которым обычно прибегал отец), Элиса бы не послушалась. Но мягкость ее движений и нежное тепло голоса подействовали, как колдовское заклинание. Элиса встала и пошла за ней, как загипнотизированная музыкой крыса.
На Наде были плотные брюки и немного великоватые ей ботинки.
— Я не хочу на пляж, — сказала Элиса.
— Мы пойдем не на пляж.
Надя отвела ее к себе в комнату и указала на большую кучу одежды и вторую пару ботинок. Элисе даже удалось рассмеяться при виде того, что все эти вещи не так уж плохо на ней сидят.
— У тебя сложение, как у солдат, — сказала Надя. — Миссис Росс говорит, что эти брюки и ботинки были заказаны для солдат Картера.
Вот так вот, намазавшись странно пахнущим кремом, который Надя назвала средством для отпугивания комаров (Элисе это показалось просто средством для отпугивания), они вышли из корпуса и направились к вертолетной площадке. Дождя не было, но казалось, что воздух пропитан готовыми материализоваться скрытыми каплями. Легкие Элисы наполнились этой смесью и запахом зелени. Ветер, северный, гнал облака, почти каждую секунду скрывавшие и обнажавшие солнце, превращая свет в кадры испорченной кинопленки.
Они прошли мимо вертолетной площадки. Перед бараком для солдат они увидели Картера, о чем-то беседовавшего с таиландцем Ли и с колумбийцем Мендесом, который в тот момент охранял участок, граничивший с джунглями. Ли очень нравился Элисе, потому что всегда при виде нее улыбался, но больше всего она разговаривала с Мендесом, который, увидев ее, обнажил в улыбке все зубы, заблестевшие на смуглом лице. Военные производили на нее уже не столь сильное впечатление, как вначале: она обнаружила, что за крепкими панцирями из металла и кожи прячутся люди, и теперь она обращала больше внимания на людей, чем на костюм.
Они прошли перед складом, где хранились боеприпасы, оружие, техническая аппаратура и установка для очистки питьевой воды, а потом Надя выбрала тропинку, ведущую параллельно стене леса.
Знаменитые джунгли, которые издали казались Элисе просто небольшим участком грязи и деревьев, стали волшебной сказкой, стоило вступить под их сень. Элиса, как девчонка, прыгала по огромным поросшим лишайниками корням, изумлялась размеру и форме цветов и прислушивалась к бесчисленным звукам жизни. В какой-то миг перед ее глазами, жужжа, пролетела модель самолета черно-кремового цвета.
— Гигантская равнокрылая стрекоза, — пояснила Надя. — Или стрекоза-вертолет. Эти черные пятна на крыльях отмечают птеростигму. Некоторые народы Юго-Восточной Азии считают их душами умерших.
— Неудивительно, — ответила Элиса.
Надя вдруг присела. Когда она снова встала, на ладони у нее лежала окрашенная в красный, черный и зеленый цвета бутылочка, похожая на фиал с колдовским эликсиром, с шестью блестящими, черными как смоль ручками.