Марк Шейдер - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Савочкин cтр.№ 48

Одно мое тело слышит шаги за спиной, даже этот еле заметный слой снега хрустит под ногами, и я решаю остановиться, пока второе тело подъезжает к заправке. Первое тело оправляется, расстегивает пуховик и делает вид, что его внимание поглощено чем-то в подкладке, пока два мужика догоняют его, а второе тело достает из багажника две пустые канистры. Мое первое тело поднимает голову, чтобы увидеть двух забойщиков из второй смены.

– О! – говорит оно.

– О! – говорят они. – Ты что, тоже за огненной водой?

Мое тело застегивает куртку и отвечает, что да, захотелось чего-то крепкого.

– Ты где, у бабы Клавы покупаешь? – спрашивают мужики, и мое тело кивает, что да, иногда у бабы Клавы. Как получится.

Мое второе тело просит залить полные канистры девяносто пятого.

Мужики хлопают мое первое тело по спине и начинают говорить о том, о чем всегда говорят шахтеры по пути за водкой. Похоже, они поняли, что я их заметил, и решили не прятаться.

Мое второе тело расплачивается, грузит канистры и садится в машину.

Когда грозы с моим первым телом приближаются к дому бабы Клавы, мое второе тело останавливает машину возле погребов между полуразваленных хрущевок.

И знаете что?

У меня навалом вдохновения.

Поскольку за моим первым телом пристально следят, значит, никто не следит за домом моего первого тела, за домом Ханны или за этим погребом.

Мое второе тело берет в руки канистры и подходит к отдушине, сделанной в виде маленькой трубы с крышей, торчащей из-под земли.

Как я уже говорил, ключ мне не понадобится.

Меня может кто-нибудь увидеть, но это уже неважно. Все это не будет иметь никакого значения после того, как я сожгу все запасы желтого порошка в городе.

Мое первое тело опрокидывает в рот пятьдесят грамм самогона-первача и улыбается, потому что мое второе тело в это время отрывает маленькую крышу от трубы и заливает бензин вниз, сначала одну канистру, а потом другую. Я все делаю быстро, бензин не успеет ни испариться, ни просочиться в дыры в фундаменте.

Одна из четырех моих рук клацает зажигалкой, поджигает первую попавшуюся в руки бумажку – это страница из моего собственного личного дела – и бросает ее вниз, в трубу. Оба моих рта в этот момент улыбаются.

От правых ушей до левых ушей.

В момент, когда мое первое тело опрокидывает в рот вторую стопку, мое второе тело видит пламя, вырывающееся из подземной трубы.

И я не знаю, действительно ли порошок имеет какое-то отношение к пещерным троллям и к тому, что все мы, как заводные игрушки, рыли какой-то туннель, смысла которого никто не понимал и не понимает до сих пор. Я не знаю, действительно ли тролли хотят обрушить весь наш мир под землю. Я не знаю вообще, пещерные ли это тролли, – может быть, тролли живут не в забое, а в больших киевских квартирах, заседают в парламенте и заставляют нас каждый день спускаться в забой не с помощью желтого порошка, а с помощью мифических зарплат, которые нам никогда не платят. Может быть, все эти президенты, министры, депутаты и губернаторы – на самом деле тролли, подчиняющие нас неизвестной мне и гораздо более мощной, чем желтый порошок, силой, а значит, мой маленький пожар ничего не изменит.

Но я чувствую вдохновение.

Ее зовут Клавдия Ермолаева, и ей нет дела ни до шахтеров, ни до ментов, ни до кого бы то ни было. Ее зовут Клавдия Ермолаева, и она только что похоронила своего мужа и двоих сыновей.

Пока одно мое тело, спалившее весь месячный городской запас желтого порошка, отправляется спать – все-таки первый в жизни укол шири не проходит бесследно, – мое второе тело собирается пить всю ночь напролет. К черту сон. Сон – это для сопляков. Настоящие мужики никогда не спят.

Мужа и сыновей Клавдии Федоровны завалило в копанке. Они как раз собрались устраиваться на другую работу – вроде бы где-то в городе отец нашел фирму, которой нужны менеджеры по продаже. Бог его знает, что оно такое, – но само слово «менеджер» для шахтера звучит как музыка.

Не успели.

Клавдия Федоровна пьет вместе с нами, ей, в общем-то, незачем заботиться о своем здоровье. Вообще, мне иногда становится интересно: что поддерживает в людях жизнь? Зачем грозы каждый день продолжают спускаться в забой, когда можно выброситься из окна? Неужели это все проклятый инстинкт? Неужели нельзя как-то его обойти? Ведь были же люди, которые обходили.

Клавдия Федоровна не плачет и не сетует на жизнь. Это плохо для бизнеса. Если она начнет плакаться клиентам, они перестанут к ней заходить. Она просто так, вскользь, рассказывает о копанке, где работали ее близкие. В конце концов, шахтерам эта тема близка.

Копанки – это нелегальные шахты, которые выкапывают просто в поле, там, где есть уголь, но промышленно его не стали разрабатывать. Либо слишком маленький пласт, либо просто поленились. Иногда копанки роют на месте заброшенных шахт: когда угля в пласте становится меньше, чем нужно, чтобы шахта была рентабельной. На этом месте народные умельцы приспособят рельсы и вагонетку, возьмут в руки отбойный молоток, или даже просто топор, и полезут вглубь, за черным золотом, так же, как в Китае.

Без вентиляции.

Без страховочных систем.

Без правил техники безопасности.

Если верно то, что уголь, добываемый на Донбассе, разбавлен кровью, то из копанок добывают кровь, разбавленную углем. Если ты лезешь в копанку – то это уже все, туши свет. Дальше некуда. Ты теперь труп, это только вопрос времени.

Клавдия Федоровна наливает еще по одной, и мы на какое-то время замолкаем. Мы прекрасно знаем, что такое копанки, и практически у каждого были знакомые, которые хотя бы пробовали там работать. Это если уж совсем нет другой работы. Не можешь же ты весь день лежать на диване или пить водку? Даже самые последние алкоголики должны иногда делать перерыв…

Все думают о копанках.

Все, но только не я.

Я пью, ожидая рассвета, отлично зная, что произойдет потом. Я знаю, что мы соберемся и пойдем на работу. Надо будет немного перекусить, чтоб уменьшить перегар, и умыться. Впрочем, зимой и так достаточно свежо, можно протереть лицо снегом, этого достаточно. Я знаю, что мы пойдем на шахту и спустимся в забой.

И я знаю, что я оттуда уже не выйду.

Клавдия Федоровна наливает нам еще по одной и рассказывает о том, как работал ее муж. Одно время, говорит она, было тяжеловато. Это было после того, как забили лошадь.

– Лошадь? – спрашиваю я.

Лошадь. Когда копанку только вырыли, таскать уголь на поверхность было нечем, и она забрала у сестры из другого поселка лошадь. Хорошая была лошадь, крепкая. Веснухой звали. А потом, через год почти, Веснухе совсем стало нездоровиться, она еле шла. Да и ногу повредила, и не заживала у нее все нога-то. Ну и забили ее, хотя мясо у Веснухи было не ахти.