Сборщик клубники - читать онлайн книгу. Автор: Моника Фет cтр.№ 16

«Нам нужен новый язык, — думал он, — язык, исключающий многозначность». Он повернулся и пошел обратно к машине. Пока будут готовы результаты вскрытия, нужно много сделать. Машина полицейского расследования снова набирала обороты.

Тяжелее всего было разговаривать с родственниками. Приготовиться к такому нельзя. Такие новости всегда выбивают почву из-под ног. Они швыряют вас в пучину, где не найти опоры.

Жестокость первых слов. Непонимание на их лицах. Мгновенная бледность. Истерики, обмороки. Или оцепенение.

Для такой работы надо иметь кожу потолще, чем у него. Хотя, возможно, это вопрос профессионализма. Как он завидовал своим менее чувствительным коллегам!

На утреннем собрании шеф несколько раз произнес слова «наш убийца». Берт, конечно, знал, что это расхожая фраза среди полицейских, но ему почему-то хотелось вскочить и ударить его.

Наш убийца. Какая жуткая, непростительная фамильярность. Никто ведь не говорит «наши трупы». На чьей же они стороне?

Последнюю девушку пока не опознали. На вид она была еще моложе, чем первые три. Сущий ребенок.

«Все впустую, — думал Берт, — красота, молодость, сила — все напрасно. Сколько любви, надежд, счастья потеряно для мира! — Каждое убийство вызывало в нем подобные чувства. — Кто-нибудь вроде Имке Тальхайм должен об этом написать, рассказать людям. Да так, чтобы они никогда не забыли».

У убитой девушки были очень короткие ногти. Наверное, из-за трогательной детской привычки их грызть. Он и сам в детстве этим страдал. Его отучили. Пальцы мазали горчицей, клеем и заматывали скотчем. Ночью привязывали его руки к кровати. А когда он высвобождался и снова начинал терзать свои ногти, мать с отцом в виде наказания держали его под холодным душем. И частенько били. Отец называл это дисциплиной. Даже сегодня он уверен, что принес этим ребенку много пользы.

Пожалеешь розгу — испортишь ребенка.

Может, у этой девушки тоже было тяжелое детство. Берт был почти уверен в этом. За годы работы в полиции у него развилось шестое чувство в отношении жертв физического насилия — таких, как она. По дороге на работу он думал о связи между четырьмя убийствами. Связь несомненно была, но пока недоказанная.

После долгих переговоров мы с Мерли решили обратиться в полицию. До родителей Каро мы не дозвонились, да вряд ли она была у них. Под конец волнение Мерли передалось и мне. У нас в квартире существовало неписаное правило: если ты собралась зависнуть где-то на ночь — предупреждай заранее. Если забыла предупредить — позвони. Каро не было уже две ночи, но она так и не позвонила. Ее мобильный телефон был выключен, так что связаться мы с ней не могли.

И мы отправились в полицию заявить об исчезновении Каро. И все завертелось. Полицейский, говоривший с нами, позвонил кому-то еще, а потом попросил подождать сотрудника, который хотел с нами поговорить. Он отвел нас в маленький кабинет, где не было ничего, кроме стола и стульев, и предложил нам чай и кофе, а мы отказались, потому что были на взводе.

Мы сидели в этой унылой комнате, созерцая бледно-желтые стены и пустой настенный календарь. Мерли тяжело и быстро дышала, будто с ней приключился приступ астмы. За дверью звонил телефон, раздавались приглушенные голоса.

Не помню, сколько мы так просидели, пока не пришел полицейский в гражданской одежде. Он пожал нам руки и представился. Это был тот самый комиссар полиции, которого мы ждали, — по имени Берт Мельциг. Он стал задавать нам разные вопросы и слушал, прищурившись. Все было как в кино. Я сто раз видела такие сцены, и оттого, наверное, у меня возникло жуткое предчувствие. Начались спазмы в желудке, на миг перехватило дыхание.

Глядя на Мерли, можно было догадаться, что и она чувствует себя не лучшим образом. Глаза на вытянувшемся бледном лице стали огромными и черными.

Комиссар был весьма мил. Он все-таки уговорил нас выпить чаю. Чай был, правда, отвратный — слабый, тепловатый и приторный, но мне лично стало легче, когда я отхлебнула глоток. Было в нем что-то от горячего какао, которое мне давали в детстве, когда я приходила домой зимним вечером после прогулки.

Однако я догадывалась, что это подготовка. Фильм должен был стать реальностью, а мое предчувствие — оправдаться. Комиссар спросил, не могли бы мы помочь им в опознании девушки, которую нашли утром мертвой.

— Мертвой? — тупо переспросила Мерли и проглотила остатки чая. Страх в ее глазах превратился в панику.

Несмотря на прохладу в кабинете, я обливалась потом. На верхней губе у Мерли тоже выступили бусины влаги.

— Да, — подтвердил комиссар, выжидающе глядя на меня.

Я была благодарна ему за то, что он не требовал ответа от нас.

Мерли кивнула, а в огромных глазах стоял немой крик: нет! Я оцепенела, не в силах пошевелиться. Мерли взяла меня за руку и подняла на ноги. Колени дрожали. Желудок урчал. Пол под моими ногами покачивался. Все звуки либо стихли, либо я оглохла.

Нас повезли куда-то на машине. Никто не говорил ни слова. Мы остановились. Пересекли стоянку. Где-то визжала пила. Залаяла собака. Хлопнула дверь. Ладонь Мерли в моей ладони была холодна как лед, холоднее моей.

— О черт, — проговорила она заплетающимся языком.

Я не знала, что ответить, лишь стиснула ей руку. Кроме того, я должна была сжимать челюсти, чтобы зубы не стучали на всю округу.

Мы вошли в какое-то старое кирпичное здание и пошли по длинному коридору с облезлыми стенами в тусклом свете неоновых ламп. Громко скрипели наши туфли, что смущало меня, вопреки горю и отупению.

Тело девушки лежало под зеленой простыней. Странно. Разве она не должна быть белой? В кино всегда показывают белые. Сердце бешено колотилось в горле и ушах, ноги отказывались двигаться, они разъезжались в разные стороны под тяжестью моего тела. Я отчаянно вцепилась в руку Мерли, боясь лишиться единственной опоры. Мне никогда не приходилось иметь дело с подобными вещами. Я растерялась. Впервые в жизни я хотела, чтобы рядом была мать. Говорят, что солдаты, умирающие на поле боя, зовут своих матерей. Я где-то об этом читала. Нет, не надо об этом думать. А о чем? В такой ситуации не знаешь, о чем и думать. Мы ведь не подозревали, что, придя в полицию, очутимся в этом ужасном здании.

Мы не двигались с места. Комиссар задумчиво взглянул на нас, по-видимому озадаченный нашим столбняком.

«Отпустите нас, — молчаливо умоляла я, — мы поторопились. Каро, наверное, уже дома и ждет не дождется, когда мы придем, чтобы рассказать нам о своих приключениях. Не надо нам показывать эту мертвую девушку под простыней. Я никогда не видела мертвецов. И не хочу».

— Вы готовы? — спросил он.

Мерли до боли стиснула мою ладонь и кивнула. Я тоже хотела кивнуть, но не смогла. Слово «нет» крепко застряло у меня где-то внутри. Я внезапно онемела. Интересно, можно ли вот так онеметь на всю жизнь? Пока смерть…

Вдруг какой-то человек в зеленом халате, возникнув ниоткуда, взялся за простыню и откинул ее с одного края. Я услышала шум — это Мерли, отпустив мою руку, бросилась в угол, где ее вырвало.