Черный Ангел - читать онлайн книгу. Автор: Джон Коннолли cтр.№ 46

— Так говорят.

— Тогда вы видели ее? Вы видели книгу? — Неддо весь аж напрягся от возбуждения.

— Да, видел. Ничего прекрасного я в ней не нашел. Он сотворил ее из кожи и костей. Люди умирали, чтобы он мог создать ее.

— И все же я бы многое отдал, чтобы взглянуть на эту книгу. — Неддо покачал головой. — Что бы там вы ни говорили о нем и как бы вы ни воспринимали этого человека, Фолкнер всего лишь часть многовековой традиции. Эта книга не единственная в своем роде. Существовали и другие, ей подобные, пусть не столь богато украшенные. Их создатели наверняка не отличались фолкнеровской претенциозностью и честолюбием, но сырье они брали то же самое, и такие антроподермические переплеты коллекционеры определенного направления ищут и находят.

— Антроподермические?

— Переплеты, сделанные из человеческой кожи, — сухо пояснил Неддо. — В Библиотеке Конгресса хранится экземпляр «Скрутиниум Скриптуарум», изданный в Страсбурге до 1470 года. Эту книгу подарил библиотеке некий доктор Воллбехр, который заметил, что деревянные крышки переплета книги уже в девятнадцатом столетии были обтянуты человеческой кожей. Утверждается также, что принадлежащий Библиотеке юридической литературы Гарварда второй том «Practicarum Quaestionum Circa Leges Regias Hispaniae» Хуана Гутьерреза семнадцатого столетия подобным же образом обтянут кожей некоего Джонаса Райта, хотя личность последнего джентльмена остается еще под вопросом. Потом есть еще копия бостонского «Разбойника с большой дороги» Джеймса Альена, или Джорджа Уолтона, поскольку негодяй известен под двумя именами. Крайне необычная вещица. После смерти Альена с него сняли кусок его эпидермы и обработали его, как обрабатывают замшу. Из этой «замши» изготовили переплет для книги, написанной этим человеком, которую потом подарили Джону Фенно-младшему, чудом избежавшему смерти от руки Альена во время ограбления. Именно эту книгу я видел собственными глазами, хотя за другие поручиться не могу. Мне показалось тогда, от переплета шел не совсем обычный запах... Итак, вы видите, что независимо от чувства отвращения или неприязни, которые вы можете испытывать к преподобному Фолкнеру, он не был ни в коем случае уникальным в своих устремлениях. Отталкивающих, возможно, и, скорее всего, опасных для кого-то, но определенного художественного направления. Которые снова подводят нас к этому предмету. — Он положил череп на кусок бархата. — Человек, изготовивший это, также не отошел от традиции использования человеческих останков для создания декоративного украшения, или «мементо мори», если вам так больше нравится. Вы знаете, что такое «мем...» — Он остановился, почти сконфузившись. — Конечно, вы знаете. Извините. Теперь, когда вы упомянули Фолкнера, я вспоминаю все, связанное с ним. Ужасно, просто ужасно.

Но за этим внешним сочувствием я сумел разглядеть булькающее кипение его нездорового интереса и понял, что если бы он мог себе позволить, то расспросил бы меня обо всем: о книге, Фолкнере, подробностях дела. Такого шанса ему больше никогда не представится, и его огорчение было почти осязаемо.

— На чем я остановился? Ах да, кости как декоративное украшение... — И Неддо начал говорить, а я внимательно слушал и запоминал.

— Во времена Средневековья слово «церковь» относилось не просто к самому зданию, но и к земле, на которой оно стояло, в том числе и к «chimiter», или «cemetery», — «кладбищу». Процессии и службы иногда проводились в пределах внутреннего двора, или «атриума», церкви, и точно так же, когда дело заходило о размещении тел умерших, покойников иногда хоронили в пределах самого основного здания, в стенах и даже под водосточными трубами, или «sub stillicidio», как это тогда называлось, поскольку дождевая вода признавалась за приобретшую святость самой церкви, если стекала по крыше и стенам церкви. «Cemetery» — кладбище — обычно означало внешнюю часть церкви, называвшуюся «атриум» на латыни или «aitre» по-французски. Но у французов имелось и другое значение «aitre»: «charnier» — склеп. Оно появилось для обозначения специфической части кладбища, а именно, крытой галереи вдоль церковного двора, в которой и размещались склепы.

Таким образом, как Неддо объяснил, кладбище в Средневековье имело четыре стороны, одну из которых образовывало непосредственно здание церкви, три оставшиеся стены украшались галереями или портиками, сильно напоминавшими крытые аркады монастырей (их монахи тоже использовали для захоронения умерших братьев), в которые укладывались тела покойных. Как только черепа и конечности мертвых высыхали, их размещали над портиками, часто создавая художественные композиции. Большая часть костей поступала из огромных общих могил для бедных в центре атриума. Для таких общих могил ямы рыли неглубокие и неширокие, максимум тридцать футов глубины и пятнадцать или двадцать футов в ширину, нечто вроде канавы. Мертвых укладывали туда зашитыми в саван (иногда до пятисот тел в одну яму) и прикрывали тонким слоем земли. Останки эти становились легкой добычей для волков и кладбищенских грабителей, которые снабжали анатомов. В таких условиях тела разлагались очень быстро, и о некоторых общих могилах поговаривали, что они могли поглотить тело всего за девять дней. Это воспринималось как чудо. Когда одна канава заполнялась доверху, другая, более ранняя, открывалась и освобождалась от костей, которые потом и употребляли на украшение склепов.

Даже останки богатых шли в дело, хотя первоначально богачей хоронили в самом здании церкви, традиционно предавая земле под каменными плитами пола. Вплоть до семнадцатого века большинство смертных придавали мало значения тому, где конкретно будут покоиться их кости, до тех пор пока они оставались в пределах церкви в первоначальном смысле этого слова. Так что обычным делом было видеть человеческие останки в галереях склепов, или в крытых галереях, или у ступенек лестницы, ведущей в само здание церкви, даже в маленьких часовнях, специально предназначенных для этих целей.

— Церкви и склепы, украшенные подобным образом, — явление совершенно обычное для Средневековья, — заключил Неддо, — но самым ярким примером подобного отношения, и все-таки очень специфичным, я думаю, является монастырь Седлец в Чешской Республике.

Пока Неддо говорил, его пальцы осторожно скользили по обводам черепа. Затем он просунул руку в отверстие снизу, чтобы ощупать все впадины изнутри. Как я заметил, он все больше напрягался и даже украдкой бросил взгляд на меня, но я притворился, будто ничего не замечаю. Я взял в руки серебряный скальпель с костяной ручкой и сделал вид, что внимательно рассматриваю этот скальпель, а в отражении в лезвии наблюдал, как Неддо перевернул череп вверх тормашками и направил свет на его внутреннюю поверхность. Когда внимание антиквара было полностью поглощено этим процессом, я резко отодвинул в сторону гардины в задней части кабинета.

— Вам пора уходить, — услышал я его слова, сказанные изменившимся голосом. Интерес и любопытство сменились тревогой.

Дверь за гардиной была закрыта, но не заперта. Я открыл ее. За спиной я услышал, как Неддо прикрикнул на меня, но было слишком поздно: я уже стоял внутри.

Каморка оказалась крошечной, переделанной из туалетной комнаты, и освещалась парой красных ламп, вмонтированных в стену. Четыре черепа аккуратно лежали около раковины, от которой сильно и едко пахло каким-то чистящим средством. На полках по всему периметру комнатушки лежали множество костей, рассортированных по размерам и форме. Я увидел всякие части тел в растворах в стеклянной посуде: руки, ноги, легкие, сердце. Семь флаконов какой-то желтоватой жидкости выстроились в небольшом стеклянном шкафчике, очевидно специально сделанном на заказ. В каждом плавал человеческий зародыш на разных стадиях развития, в последней фляге плод показался мне полностью сформированным.