Книга из человеческой кожи - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Ловрик cтр.№ 98

Учитывая свое физическое состояние, я и не мечтала о том, чтобы стать матерью, даже когда меня поцеловал Санто; ну, впрочем, разве что на мгновение. Но, глядя на нарисованного Рафаэлой малыша, я вдруг поняла, чего лишены здешние монахини, да и вообще любые монахини. Судьба жестоко подшутила над бедными девушками! Их призвание состояло в том, чтобы обожествлять образ ребенка, олицетворяющего собой желание, радость и спасение для всего человечества: маленький, розовый, симпатичный малыш с пухленькими ручками и мудрыми глазенками. Тем не менее настоящий, живой ребенок был тем единственным, что им не позволяли иметь или хотя бы держать на руках.

Рафаэла опять безошибочно угадала, о чем я думаю.

— Жестоко, не правда ли? А ведь монахиням не полагается завидовать Мадонне, они должны почитать ее и преклоняться перед ней. Стоит только удивляться тому, что в монастырях по всему свету изображения Девы Марии не уродуют регулярно. Чаще всего она выглядит самодовольной и ограниченной. «Смотрите, что у меня есть! Мой собственный маленький, пухленький, розовый Спаситель. И еще я могу оставаться собой, женщиной, с которой ни один муж не будет обращаться, как с рабыней, и заставлять меня рожать каждый год!»

Рафаэла сложила руки, словно бы держала в них воображаемого малыша Иисуса, смешно надувая щеки. А потом проворчала:

— У меня руки чешутся пририсовать усы или бороду парочке здешних помпезных девственниц!

Я хотела спросить у нее, кого она имеет в виду — нарисованных или всамделишных девственниц, но тут за дверью Рафаэлы раздались негромкие шаги и кровь отхлынула у меня от лица. Я поспешно перевернула рисунок.

Шаги проследовали мимо, и мы понимающе улыбнулись друг другу.

— Я… я тоже немного рисую, — сообщила я.

— В самом деле? — протянула Рафаэла. Похоже, я оскорбила ее. Или она решила, что я могу стать ей соперницей?

— Вы слышали о художнице Сесилии Корнаро из Венеции?

— Кто же о ней не слышал? Разве не у нее был роман с лордом Байроном и Казановой в придачу? Это ведь английский милорд разбил ей сердце… но какая выдающаяся художница!

— Так вот, она моя подруга. И даже научила меня кое-чему…

Услышав мои слова, монахиня одним прыжком вскочила на ноги.

— Сесилия Корнаро! Ах ты, дорогуша! Да ты — настоящее сокровище! Кошечка ты моя дорогая!

Она быстро опустила жалюзи на окне и отработанным движением поставила ведро с мутной зеленоватой слизью из фонтана перед дверью, так что любой, кто попробовал бы войти, неминуемо наткнулся бы на него. Рафаэла взяла меня за плечи — на меня пахнуло ароматом ветивера [153] — и усадила перед мольбертом. Она вложила мне в руки кисть и дала небольшой квадратный кусочек холста.

— Покажи мне, что ты умеешь.

Мне почудилось, что черенок кисточки ожил у меня в руке. Как же здорово было вновь окунуть меховой кончик в мягкий пигмент! Я быстро набросала лицо Рафаэлы, добавив ему цвета и оттенка.

Она выхватила холст у меня из рук и достала из-под матраса небольшое зеркальце, иметь которое в монастыре воспрещалось строго-настрого. Сравнив нарисованное со своим отражением, она пустилась в пляс по комнате, размахивая моим рисунком, так что брызги не успевшей высохнуть краски полетели на выбеленные стены.

— Значит, это правда! Мы сможем рисовать вместе! Сестра Констанция… ведь тебя по-настоящему зовут Марчелла?

— Да.

— Марчелла и Рафаэла. Мы теперь сестры.

Едва Рафаэла произнесла слово «сестры», как радостная улыбка исчезла с ее лица и губы ее сложились в горестную тонкую линию. Она негромко проговорила:

— Добро пожаловать в семейное дело.

Она вновь всунула мне в руку кисть. Обмакнув ее в черную краску, я нарисовала еще один образ Рафаэлы. Мое умение осталось со мной: я изобразила ее в виде забавного горного зайца, загорающего на солнце и озорно подмигивающего мне.

Сестра Лорета

В монастыре Святой Каталины появился свежий грех. Я ощущала его запах столь же отчетливо, как если бы кто-нибудь подбросил Мне дохлую мышь под кровать, что случалось со Мной уже неоднократно, поскольку замысел Божий в том и состоял, чтобы подвергать свою самую Благочестивую Дщерь испытаниям и насмешкам.

Произошло именно то, чего Я опасалась больше всего. Венецианская Калека сдружилась с порочной Рафаэлой, единственной монахиней, к которой Я не могла приблизиться, дабы научить ее почтению и дисциплине, по причинам, которые Господь не пожелал открыть Мне.

Эта самая Рафаэла могла безнаказанно насмехаться под Моим окном:

— Умоляю, не надо мешать сестре Лорете. Она прилегла вздремнуть. Хотя нет, прошу прощения, я клевещу на нее. Сестру Лорету, несомненно, уложила в постель невыносимая тяжесть ее святости и благочестия.

— Да отсохнет твой нечестивый язык за такие слова? — прошепелявил еще кто-то, безукоризненно подражая голосу сестры Арабеллы.

И приспешницы сестры Рафаэлы захихикали, как воробьи, весело чирикающие над украденной булочкой.

И теперь, когда Рафаэла и Венецианская Калека вместе работали над осуществлением замыслов сатаны, Я осознала, что вскоре настанет время, когда Я вновь должна буду исполнить Его волю.

А пока что Я искала утешение в своем маленьком садике, где с верой посадила особые семена, поливая их миропомазанной кровью в ожидании урожая. Аконит, несомненно, являлся священным растением, учитывая его название, [154] силу и прекрасный синий цвет.

В монастыре Святой Каталины бытовала поговорка: cada flor es una moja, каждый цветок олицетворяет собой монахиню. Подобно святому Франциску, Я разговаривала со своими немыми маленькими сестрами-цветами и рассказывала им о своих планах. Мои синие цветы росли, подобно одеянию Девы Марии, обретая цвет Царствия Небесного, похожие на сутану самого святого Франциска, окрашенную в благочестивый синий цвет.

Марчелла Фазан

Просторная келья Рафаэлы была рассчитана на двоих. Она как-то обмолвилась, что ранее делила ее со своей младшей сестрой, которая впоследствии умерла. Поначалу Рафаэла не желала распространяться об обстоятельствах ее смерти.

— Это совсем другая история, — говорила она. — Я еще не могу спокойно вспоминать о ней. Поэтому я позволила рабыням спать в комнате сестры. Мне приятно их общество.

Она улыбнулась и внезапно стала настолько похожа на Сесилию Корнаро, что меня пробрала дрожь.